CОЧИНЕНИЯ

Если одно создание имеет питательную энергию, а другое управляется чувственной силой, но непричастно умственной природе, и кто-нибудь на основании этого заподозрит множественность душ, — то такой будет учить о различии душ не по существу (логосу) различения. Ибо всякое мыслимое из [числа] сущих если только будет тем, что оно есть, в совершенной степени, то оно в собственном смысле и именуется так, как [обычно] называется, а то, что не во всех отношениях таково, как наименовано, то напрасно имеет такое название. Например, если кто-нибудь покажет настоящий хлеб, то скажем, что он в собственном смысле называет предмет этим именем. А если кто-нибудь вместо естественного хлеба покажет изготовленный из камня, который внешне такой же, и равной величины, и подобного цвета, так что он во многом совпадает с прототипом, а недостает ему только способности быть пищей, — то, если и оказывается, что камень называют именем хлеба, это бывает не в собственном смысле, а метонимически. И аналогично, все, что не вполне таково, как называется, зовется так по метонимии. И поскольку душа имеет совершенство в умственном и словесном, то все, что не таково, может быть только одноименным душе, не будучи в действительности душою, но лишь некоторой жизненной энергией, приравненной душе по названию. Потому и природу бессловесных, как недалеко находящуюся от природной этой жизни, Законоположивший о каждом дал также для пользования человеку, чтобы она была для вкушающих вместо овощей. Ибо ядите всякое, говорит, мясо, яко зелие травное <Быт. 9, 3>. Вот сколь мало преимущество, которое представляется у чувственной энергии по сравнению с тем, что без нее питается и растет. Да научит это плотолюбцев к являемому чувствами не много притекать разумением, но упражняться в душевных изрядствах, потому что именно в них усматривается настоящая душа, а чувство равно имеют и бессловесные. Но последовательность слова привела нас к иному. Ведь рассмотрению на­шему предстояло не то, что из [всего] разумеваемого в человеке энергия ума является более ценной, чем вещественные его ипостаси, но то, что не в одном каком-либо члене содержится ум, а обнаруживается во всех и через все, ни извне не объемлемый, ни изнутри не удерживаемый. Ведь в собственном смысле так говорилось бы о бочонках или других телах, вкладываемых друг в друга. А общение  ума с телесным состоит в неизреченном и недоразумеваемом соприкосновении: оно и не внутри (потому что не содержится бестелесное в теле), и не вовне пребывает (потому что бестелесное ничего не объемлет). Но невозможным и неразумеваемым образом ум приближается к природе и, будучи прикосновенным к ней, созерцается и в ней, и вокруг нее, и не водруженным в нее, и не облекающим ее, а таким, что ни сказать, ни помыслить нечего — разве то, что когда природа по собственной своей связи в порядке, тогда ум становится действенным  А если она в чем-то собьется, в том же будет хромать и движение разумения.