Какова жизнь в Раю и что такое запрещенное древо

Итак, что такое то, в чем срастворено ведение добра и зла, и что расцвечено чувственными наслаждениями? Но едва ли далеки от истины будут мои догадки, если в качестве отправной точки для рассмотрения воспользуюсь смыслом слова «уведанное». Потому что я думаю, что Писание понимает «ведение»  не тождественно «познанию» , но в словоупотреблении Писания я нахожу некоторое различие между ведением и различением  Ведь с познанием различать добро от зла Апостол относит к совершеннейшему состоянию и изощренным чувственным способностям <Евр. 5,14> — потому и дает он повеление все испытывать <1 Сол. 5,21 > и говорит, что различать свойственно духовному <1 Кор. 2, 15>. «Ведение» же не везде употребляется для обозначения познания или знания, но и для расположения к угодному. Например: У ведал Господь сущая Своя <И Тим. 2,19>, и к Моисею говорит: Я узнал  тебя больше всех <Втор. 33, 12>. А об изведанных во зле Знающий все <Дан. 13,42> говорит: Никогда вас не ведал  <Мф. 7, 23>. Итак, древо, приносящее плод смешанного ведения, принадлежит к запрещенному. А плод этот, имеющий защитником своим змия, смешивается из противоположностей — по тому, вероятно, соображению, чтобы простое зло как таковое не оказалось бы на виду, явленное в собствен­ной своей природе. Ведь зло оказалось бы бездейственным, если бы не прикрасилось никаким добром, которое привлекает обольщаемого к пожеланию зла. А так природа зла — смешанная, в глубине имеет спрятанный обман пагубы, а лживостью своей внешности (ката то показывает какую-нибудь иллюзию добра. Привлекательность вещества кажется для сребролюбцев добром, но корень всем злым оказывается сребролюбие <1 Тим. 6, 10>.Кто бы поползнулся в зловонную жижу распущенности, если бы наслаждение не считал бы добром и наилучшим, вовлекаемый этой приманкою в страсть? Так и прочие грехи, содержа спрятанное истление, на первый взгляд кажутся наилучшими тем, кто, обманувшись, предается им вместо благого. А поскольку многие считают добрым то, что радует чувства, и возможна одноименность (омонимия) истинного и мнимого добра, то по этой причине желание зла, когда оно возбуждается вместе с желанием блага, Писание именует ведением добра и зла, понимая «ведение» в смысле совмещения и растворения. Ни абсолютным злом, потому что был покрыт цветением красоты, ни чистым благом, потому что скрывал зло, но смесью того и другого называется плод запрещенного древа, о вкушении которого сказано, что оно вводит в смерть прикасающихся. А тем самым только что не прямо кричит учение, что истинное благо просто и единовидно по природе и чуждо всякой двойственности и сопряженности с противоположным. А зло разнообразно и изменяет вид, чтобы его считали чем-то иным, а на опыте выяснилось бы, что оно не таково; его ведение, то есть опытное восприятие, становится началом и основанием смерти и истления. Поэтому змий указывает на обманчивый плод греха, но не выказывает открыто природного его зла: ведь человек не прельстился бы явным злом. Напротив, змий показался жене достойным доверия, когда сделал блистательной внешнюю видимость и при вкушении заворожил ее чувственным удовольствием, как говорит Писание: И виде бо жена, говорит, яко добро древо в снедь, и яко угодно очима видеть, и красно есть еже разумети: и вземше от плода его, яде <Быт. 3, 6>. И сия снедь для людей стала матерью смерти.

Итак, вот что такое это смешанное плодоношение, согласно ясному истолкованию значения слова, по которому древо то наименовано древом ведения добра и зла: будучи медом, заправленным вредоносным злом, оно кажется добром, поскольку услаждает чувство, но в конечном счете оказывается крайним злом, поскольку истлевает прикасающегося. Потому, когда вредоносное лукавство подействовало на человеческую жизнь, тогда человек — это вели­кое дело и имя, отображение божественной природы, — суете, как говорит Пророк, уподобися <Пс. 143,4>. Итак, образ относится к тому, что известно в нас лучшего, а то, что в жизни скорбного и несчастного, далеко от уподобления Божественному.