Есть два главных средства обретения познаний - чтение и размышление, из которых при обучении первым идет чтение. И в этой книге излагаются правила чтения. Существует три непреложных для чтения правила. Во-первых, нужно знать, что читать; во-вторых, в каком порядке, то есть что читать сначала, а что потом; и, в-третьих, как читать. Об этих трех правилах и идет последовательно речь в этой книге. Кроме того, в ней содержатся наставления в чтении как мирских, так и божественных книг, поэтому она делится на две части, каждая из которых имеет три раздела. Первая часть - о чтении книг по свободным искусствам, вторая же - о чтении божественных писаний. Прежде всего она содержит поучения, как определить, что именно следует читать, затем - в каком порядке и каким образом должно читать. Дабы знать, что нужно читать, в первой части сначала определяется происхождение всех искусств, затем дается их описание и уста навливаются связи между ними, то есть как какое-либо из них продолжает другое или само является продолжением другого, начиная с философии как высшего искусства и кончая последним из них. После этого указываются родоначальники искусств, а далее определяется, о каких из этих искусств нужно читать в первую очередь; затем - в каком порядке и как надлежит читать. Наконец, читающим предписываются правила жизни, и на этом первая часть заканчивается.

Во второй части дается определение, какие писания называются священными, затем указываются число и порядок божественных книг, их авторы и переводы названий. После этого говорится о некоторых особенностях наиболее нужных божественных писаний, а далее - о том, как должно читать Священное Писание тем, кто ищет в нем наставления в добрых нравах и образе жизни. А в конце даны поучения тем, кто читает его ради любви к познаниям, и этим кончается вторая часть.

ГЛАВА II. О ПРОИСХОЖДЕНИИ ИСКУССТВ И ДУХОВНОМ СОВЕРШЕНСТВЕ

Самой желанной для человека является мудрость, в коей заключена форма совершенного блага. Мудрость просветляет человека, и благодаря ей он начинает познавать себя после того, как, подобный прочим тварям, он не понимал, что сотворен превыше их. Ведь бессмертный дух, озаренный мудростью, прозревает свои истоки и сознает, сколь низменным он был, когда искал что-то вне себя, тогда как ему достаточно было бы постигнуть, что он сам есть. И написано на треножнике Аполлона: "Познай самого себя", ибо, несомненно, что если человек помнит о своем происхождении, то он понимает ничтожество всего того, что переменчиво. Философы утверждают: "Душу следует признать составленной из всех природных начал". И в платоновском "Тимее" сказано: "Это делимая и неделимая смешанная субстанция; она та же самая и различная, обладающая двоякой природой, называемой энтелехией".

Она способна, следовательно, и свое происхождение постичь, поскольку благодаря рассудку понимает невидимые причины вещей, а благодаря чувственному восприятию познает видимые формы действительности; она как бы совершает двоякое круговое движение, когда либо с помощью чувств обращается к чувственно воспринимаемому, либо с помощью рассудка восходит к невидимому и, постигая подобие вещей, возвращается к самой себе. И дело в том, что ум, объемлющий Вселенную, соразмерно составлен из всех субстанций и природ по принципу подобия. Ведь пифагоровское правило гласит: "Подобное подобным постигается", а значит, если бы разумная душа не состояла бы из всего, то никоим образом не могла бы всего понимать. И сказал некто: "Землю постигаем с помощью земного, эфир с помощью огня, воду с помощью влажности, а воздух с помощью Дыхания".

Нам, однако, следует оценить этих многоопытных во всякой природе вещей мужей не за то, что они поняли, как приумножаются возможности души за счет составляющих ее частей, ибо это свойственно и простым сущностям, а за то, что они ясно указали на ее чудесные потенции, говоря о том, что она состоит из всех природ и важно не само их сочетание, а принцип сочетания. Не следует думать, что это подобие всем вещам пришло к душе откуда-то извне; скорее всего она его обретает сама в себе, благодаря собственной способности, как порожденное ею же с помощью некой потенции. Ведь сказал же Варрон в "Перифизи-оне": "Не всякая причина изменения вещи бывает внешней, и для ее изменения необходимо, чтобы она либо что-то утратила из того, что имела, либо получила извне что-нибудь, чем до этого не обладала. Мы видим, как под воздействием внешней формы что-либо может получить подобие какого-нибудь образа: так мастер может выбить какое-нибудь изображение на металле, но сам металл при этом не по внешней причине, а благодаря собственному свойству и естественной способности приобретает какой-либо образ". Так, несомненно, и ум, отмеченный подобием всех вещей, способен все охватить и все понять, но способность эта не самоочевидна, а содержится в потенции. И в этом главное достоинство нашей натуры, каковым все люди в равной мере обладают, но не все это сознают. Ибо дух, усыпляемый плотскими страстями и отвлекаемый от самого себя чувственными формами, забывает о том, чем он был, и ничего иного о себе не помнит и ни во что иное не верит, как только в ощущаемое. Однако истинное учение способно исправить дух, и тогда мы познаем нашу природу, если понимаем, что искать истину нужно не вне себя, а в нас самих. И высшим утешением в жизни становится постижение мудрости, и тот, кто вкусил ее, обретает счастье, а кто овладел ею, достигает блаженства.

ГЛАВА III. О ТОМ, ЧТО ВЛЕЧЕНИЕ К МУДРОСТИ ЯВЛЯЕТСЯ ФИЛОСОФИЕЙ

Первым, кто назвал влечение к мудрости философией, был Пифагор, который предпочитал, чтобы о нем говорили как о философе, то есть любителе мудрости, а не мудреце. До него же употребляли понятие "мудрец". И право же, гораздо лучше называть тех, кто ищет истину, любителями мудрости, нежели мудрецами, ибо несомненно, что всякая истина сокрыта до тех пор, пока не воспылает к ней ум великой любовью и не поднимется на ее поиски, чтобы, преодолев трудности, постичь ее. Влекомый же философией к истинным вещам, он и свою неизменную субстанцию постигает и создает соответствующее учение. Итак, философия - это любовь, влечение к мудрости и своего рода дружба с ней, но мудрости не той, что запечатлена на каких-либо железных скрижалях и облечена в искусственные понятия, а той, что, не нуждаясь в этом, идет от живого ума и являет собой изначальный смысл вещей. Эта любовь к мудрости представляет собой озарение разумной души, обращение ее к самой себе и припоминание, так что влечение к мудрости делает душу сродни божеству и чистому уму. Мудрость, следовательно, всякой душе придает божественное достоинство и наделяет собственной природной силой и чистотой. Так, благодаря размышлениям и рассуждениям зарождается истина и появляется святое стремление к непорочности действий. И поскольку это возвышеннейшее благо философии соединяется с человеческими душами, то, чтобы начать об этом разговор, следует обратиться к собственным способностям души.

ГЛАВА IV. О ТРОЯКОЙ СИЛЕ ДУШИ И ЕДИНОМ ЧЕЛОВЕКЕ, НАДЕЛЕННОМ РАЗУМОМ

В одушевленных телах можно обнаружить троякую силу души. Одной силой обеспечивается только жизнь - так, чтобы зародившееся тело росло, а выросши, существовало. Другая - наделяет способностью чувствовать, а третья - является силой ума и рассудка. Функция первой из них состоит в том, чтобы помогать зарождению, питанию и росту тел, но она не дает ни рассудка, ни чувств. Она присуща травам и деревьям, всему, что корнями уходит в землю. Вторая же является составной и сложной, она охватывает первую и частично ее определяет и потому обладает по возможности разнообразными свойствами. Ведь всякое наделенное чувством животное и рождается, и питается, и растет. Чувства бывают различные, и их насчитывается до пяти. То, что только растет, не может чувствовать, а способное чувствовать в то же время и растет, и ему присуща также и первая сила души, обеспечивающая рождение и питание. Наделенные чувствами не только ощущают формы тел в их присутствии, но и сохраняют образы познанных с помощью чувств тел, когда те исчезают из поля ощущения, и таким образом вырабатывают память, которая может быть долгой или короткой в зависимости от вида живого существа. Но животные собирают эти смутные и невидимые образы так, что ничего не могут соединить и составить из них, а потому неспособны все вспомнить в равной мере, и когда забывают, то не в состоянии восстановить забытое. И они не имеют никакого понятия о будущем.

Третья же сила души влечет за собой две первые силы и пользуется ими как подчиненными и прислуживающими ей, и она целиком заключена в рассудке, проявляя себя либо в твердых суждениях о присутствующих вещах, либо в размышлениях об отсутствующих, либо в изысканиях неизвестных вещей. Она Присуща только человеческому роду, который способен с ее Помощью не только чувствовать и создавать законченные и Упорядоченные представления, но и благодаря размышлению, питаемому воображением, давать также объяснения и умозаключения. Природе человека для познания недостаточно лишь восприятия чувствами, ибо она способна с помощью воображения составлять понятия об ощущаемом и давать названия отсутствующим вещам, и то, что она постигает силой рассудка, она делает понятным, давая ему наименования. Свойственно такой природе и то, что она через известное исследует неизвестное, стремясь узнать, существует ли что-либо, что оно собой представляет, равно как и почему существует.

Такую троякую силу души получила в удел, как сказано, одна лишь природа человека. И третья сила души движет разумом, побуждая его продвигаться по четырем разным направлениям. Или расследует существование чего-либо, а установив, что существует, стремится понять, что оно собой представляет; обретя же познания относительно всего этого, душа с помощью разума изучает качества познаваемого предмета, в том числе и случайные признаки. Познав это, она обращается к причинам и изучает их, прибегая все к тому же разуму. Поскольку эти действия присущи человеческому духу, что проявляется и в способности понимать видимые вещи, и размышлять о невидимых, познавать и открывать неизвестные, то на это есть и две причины, почему сила разумной души совершает такие труды: во-первых, чтобы познать природу вещей, а во-вторых, чтобы овладеть наукой до того, как придет смерть.

ГЛАВА V. О ТОМ, ЧТО ОТНОСИТСЯ К ФИЛОСОФИИ

Однако, как я вижу, разговор этот завел нас в лабиринт, найти выход из которого затруднительно не столько из-за неясности изложения вопроса, сколько из-за сложности самого вопроса. Поскольку мы взялись говорить о влечении к мудрости, которое мы признали достоинством одной лишь человеческой природы, то, значит, мы согласны с тем, что мудрости предназначено быть руководительницей человеческих действий. Ведь если природа диких животных, которая не руководствуется никакими разумными суждениями, совершает свои движения под действием одних только чувственных страстей и, желая чего-то или избегая, не пользуется рассудком, а приводится в действие слепым телесным чувством, то, значит, действиями разумной души управляет не слепая страсть, но мудрость. И если это действительно так, то следует сказать, что не только стремление к познанию природы вещей или добрых нравов, но и вообще смысл человеческих действий или занятий имеет отношение к философии. Признав это, мы сможем так определить философию: "Философия - это наука, в полной мере постигающая основания всего человеческого и божественного". Это не противоречит тому, что мы сказали выше: философия - это любовь и влечение к мудрости; речь ведь не о той мудрости, что проявляется в прикладных познаниях, как архитектура, агрикультура и прочие того же рода, а о той, что обращается к единому смыслу, первооснове вещей. И может быть так, что одно и то же действие по основанию своему имеет отношение к философии, а по осуществлению - к ней не причастно. Пользуясь этими понятиями, можно сказать, что заниматься основами агрикультуры следует философу, а осуществлять ее - крестьянину. Или же взять труд ремесленника, который искусственно подражает природе, ведь он формой своего изделия, которая заимствована у природы, выражает смысл своих действий. Теперь ты видишь, почему мы полагаем, что философия разлита во всех человеческих действиях, и потому она должна делиться на столько разделов, сколько есть разрядов вещей, к которым она имеет отношение.

ГЛАВА VI. ОБ ОСНОВАХ ТЕОРИИ, ПРАКТИКИ И МЕХАНИКИ

Цель и смысл всех человеческих действий или занятий, которые направляются мудростью, заключаются, следует полагать, либо в восстановлении непорочности нашей природы, либо в умалении пороков нашей жизни. Поясню сказанное. В человеке есть два начала: добро и зло, природа и грех. Добро, поскольку оно есть природа, и природа испорченная и умаленная, нуждается в восстановлении. А зло, являющееся грехом и порчей, к природе не принадлежит и должно быть устранено. И если оно не может быть уничтожено, то по крайней мере его следует, приложив усилия, умалить. Вот то, что необходимо предпринять, дабы исправить природу и устранить порок. Непорочность человеческой жизни обретается двумя средствами - познаниями и доблестью, которые в нас единственно и являются подобиями горних и божественных субстанций. Ведь человеческая природа является не простой, а составленной из двоякой субстанции, и благодаря одной ее части, высшей, которая собственно и есть субстанция (о чем я скажу позднее), он бессмертен, а благодаря другой ее части, преходящей и единственно известной тем людям, которые лишь чувствам своим доверяют, человек подвластен изменениям и смерти, а значит, он умирает постольку, поскольку утрачивает эту часть. И она является наиболее совершенной из всех вещей, имеющих начало и конец.

ГЛАВА VII. О ТРЕХ ВИДАХ ВЕЩЕЙ

Ведь среди вещей есть такие, что не имеют ни конца, ни начала, и они называются вечными; другие же имеют начало, но не ограничены концом, и они зовутся бесконечными; а у третьих есть и начало и конец, и они являются временными. К первому разряду мы относим то, что обладает самостоятельным бытием, чья причина и следствие совпадают, то есть существование обеспечивается само собой, как у творца и создателя единой природы.

Есть также то, чье бытие несамостоятельно, но оно существует само по себе, то есть истоки бытия лежат вне его, и, чтобы начать существование, ему потребовалась предшествующая причина. Такова природа, объемлющая весь мир. Вещи этого вида бывают двоякими. Есть такие, что начинают существовать по собственной причине, не побуждаемые к тому ничем, кроме божественной воли, и они становятся неизменными, неподверженными переменам и не имеющими конца. Ими являются вещи субстанциальные, которые греки называют <...>. К ним относятся все тела надлунного мира, которые считаются божественными, поскольку они неизменны.

К третьему разряду относятся вещи, имеющие начало и конец и возникающие не сами по себе, а будучи творениями природы, появляющиеся на земле, в подлунном мире благодаря особому огню, который, как некая сила, нисходит на зарождающиеся одушевленные существа. И о них сказано: "Ничто в мире не умирает, поскольку никакая сущность не погибает". Погибает ведь не сущность вещей, а форма. И когда говорится о смерти формы, то это не значит, что какая-то вещь погибает полностью и перестает существовать, следует, скорее, полагать, что ее бытие изменяется. И изменение может произойти так, что в составной вещи разделяются ее части, либо ранее разделенные части соединяются, либо время или место бытия изменяется, и во всех случаях бытие вещей не претерпевает никакого ущерба. Поэтому об одних, формах, сказано: "Все растущее стареет, и все зарождающееся умирает", ибо все творения природы, имеющие начало, не избегают и конца. О других же, сущностях, говорится: "Из ничего ничто не происходит, и ничто в ничто не превращается". Ибо всякая природа имеет и первоначальную причину и бесконечное существование. О первых также сказано: "И вновь обратилось в ничто то, что ранее ничем и было", поскольку всякое творение природы лишь на время возникает по скрытой причине, и должно вернуться обратно, откуда возникло.

ГЛАВА VIII. О МИРЕ ПОДЛУННОМ И НАДЛУННОМ

Математики разделили мир на две части, ту, что выше луны, и ту, что ниже ее. И надлунный мир, поскольку там все существует по высшему закону, они называют природой, и он очевидно превосходней подлунного, являющегося творением природы; и все виды живых существ, которые в этом втором мире обитают благодаря тому, что в них вдувается жизненный дух, получают это живительное питание невидимым образом от верхнего мира, причем не только, когда, зародившись, растут, но и когда, выросши, продолжают существовать.

Тот же высший мир они назвали также временем по причине движения в нем звезд, а низший мир - временным, поскольку на него воздействует движение высших тел. Надлунный мир зовется также и Элисием благодаря царящему в нем бесконечному свету и покою, а подлунный - нижним миром из-за непостоянства и смешения существующих в нем преходящих вещей.

Таким образом, мы мало-помалу продвигаемся вперед, показывая, что своей бренной частью человек подвластен необходимости, а бессмертной сродни божеству. Из этого следует то, о чем уже было выше сказано: всеми своими действиями человек устремляется к тому, чтобы или восстановить в себе облик, подобный божественному, или осознать, что, чем сильнее жизнь подвержена пороку, тем более она нуждается в ограждении и охранении от него.

ГЛАВА IX. О ТОМ, ЧЕМ ЧЕЛОВЕК ПОДОБЕН БОГУ

Существуют два средства восстановления в человеке подобия божьего, а именно - изыскание истины и упражнение в добродетели, поскольку он тем подобен Богу, что обладает мудростью и справедливостью, но обладает непостоянно, тогда как Бог неизменно мудр и справедлив. И помогают в этом человеку троякого рода действия. Во-первых, те, что управляют его природными силами; во-вторых, те, что противодействуют внешним вредным влияниям; в-третьих, те, что искореняют уже угнездившиеся в нем пороки. Следовательно, если мы стремимся исправить нашу природу, то совершаем действие божественное, а если просто провидим, что необходимо для нашего исправления, то это действие человеческое, ибо всякое действие является или божественным, или человеческим. Божественное действие, совершаемое благодаря высшим силам, можно с полным основанием назвать рассудительностью, а человеческое, исходящее от низших сил и как бы нуждающееся в некой поддержке, - знанием. И если мудрость, как выше сказано, определяет все действия, совершаемые разумом, то, значит, мудрость состоит из рассудительности и знания. Рассудительность, поскольку она участвует и в изыскании истины, и в исправлении нравов, мы разделим на два вида - на теоретическую, или спекулятивную, и на практическую, или активную, которая также называется моральной, или этикой. Знание же, поскольку оно используется для человеческих творений, зовется механическим, или подражательным.

ГЛАВА X. О ТРЕХ ВИДАХ ТВОРЕНИЙ

Есть три вида творений: творение Бога, творение природы и творение мастера, подражающего природе. Творением Бога является то, что было создано изначально и о чем сказано: "Вначале сотворил Бог небо и землю". Творение же природы - это то, что сначала было сокрыто и затем произведено, и поэтому сказано: "Да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя". Мастер же создает свое творение, разделяя соединенное или соединяя Разделенное, как сказано: "И сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания". Земля не смогла бы сотворить небо, а человек не способен произвести траву, как и увеличить свой рост до размера пальмы. Из этих трех видов творений человеческие выделяются тем, что не составляют часть природы, и, будучи механическими, они имитируют ее и потому называются подражательными.

Поскольку мастер подражает природе, труды человеческие представляются долгими и тяжкими. Можно ради примера кратко разъяснить это. Кто статую отлил, тот долго человека изучал. Кто дом построил, гору наблюдал. Ибо, как сказал Пророк: "Ты послал источники в долины: между горами текут", и выступы гор не мешают течению вод. Но также и дом следует поставить на вершине какого-либо холма таким образом, чтобы во время бури сильные порывы ветра огибали его. Тот, кто первым стал пользоваться одеждой, должен был вначале изучить покровы разных других растений и животных, которые своей природой защищены от опасностей и непогоды. Кора закрывает деревья, перья - птиц, рыбы наделены чешуей, овцы шерстью, лошади и дикие животные одеты волосяным покровом, улитка сокрыта раковиной, а слоны чувствуют себя в безопасности благодаря бивням. И на то есть своя причина, что животные и растения самой природой от рождения защищаются, а человек появляется на свет голым и беззащитным. Значит, существам, что неспособны сами себя обеспечить, помогает природа, человеку же предоставляется возможность с помощью собственного разума сделать все необходимое из того, что дано природой. И человеческий разум тем и славен, что проявил изобретательность, поэтому и пословица гласит: "Нужда всему научит". Таким образом было открыто все, что тебе нынче известно из лучших творений человеческих. Так возникли рисование, ткачество, литейное дело, скульптура и бесконечное число других искусств, вызывающих восхищение мастерством человека.

ГЛАВА XI. ЧТО ТАКОЕ ПРИРОДА

Поскольку мы столь часто упоминали природу, по поводу которой Туллий сказал: "определить природу затруднительно", то обойти молчанием значение этого понятия невозможно. И поскольку не можем сказать всего, что хотелось бы, то остановимся на необходимом. Сохранилось много высказываний древних мыслителей о природе, и, насколько я сумел понять, они обычно использовали это понятие в трех значениях, каждому из которых соответствовало свое определение природы.

Во-первых, они обозначали им изначальный прообраз всех вещей в божественном уме, в соответствии с которым все и было создано; и называли природой первоначальную причину всякой вещи, дававшей вещи не только существование, но и вид существования. Этому значению отвечает следующее определение: "Природа - это то, что наделяет всякую вещь определенным бытием". Во-вторых, под природой понимали собственное бытие всякой вещи, и тогда она определялась так: "Природой, формирующей всякую вещь, называются отличительные свойства этой вещи". В соответствии с этим мы вправе сказать: природа - это то, что притягивает тяжелое к земле, легкое поднимает вверх, огонь заставляет жечь, а воду увлажнять. Третье же определение таково: "Природа - это источник огня, создающего одушевленные вещи". Ведь физики говорят, что все создано из тепла и влаги. Поэтому Вергилий называет Океана отцом, а Валерий Соран в своих стихах говорит о Юпитере как о небесном огне:

"Всемогущий Юпитер, творец вещей и царей, истинный бог, прародитель всего..."

ГЛАВА XII: О ВОЗНИКНОВЕНИИ ЛОГИКИ

После того как мы рассказали о появлении теории, практики и механики, остается рассмотреть происхождение логики, к которой я обращаюсь в последнюю очередь потому, что она была изобретена позже. После появления теории, практики и механики возникла необходимость и в логике, ибо без знания того, как правильно рассуждать, люди не могли прийти к согласию в суждениях о тех или иных вещах. Как говорил Боэций, когда древние люди впервые стали заниматься природой вещей и свойствами нравов, они неизбежно впадали в заблуждения, поскольку они не умели различать слова и понятия, и со многими случалось то же, что с Эпикуром, который считал мир состоящим из атомов, а в наслаждении ошибочно видел доблесть.

С ним и с другими такое случалось потому, что они предмет рассуждения принимали за понятие, соответствующее природе какой-либо вещи. Но это большое заблуждение, ибо вещам понятия не присущи так, как, например, числа. Если что-либо правильно сосчитано, то полученное число несомненно присуще сосчитанным вещам, и если получилась сотня, то непременно это число отвечает ста вещам. Но рассуждения производятся не так, и то, что вытекает из хода суждений, не обязательно присуще природе вещи. Поэтому и впадают в ошибки те, кто, не зная науки рассуждения, изучает природу вещей. И пока эта наука не была постигнута и не была признана истинным путем рассуждений, пока не удостоилась Доверия и почитания, невозможно было прийти к непреложной истине относительно разных вещей с помощью понятий. Следовательно, когда древние мужи в заблуждениях своих выходили на некую ложную и внутренне противоречивую истину и было ясно, что два противоречащих друг другу заключения об одной и той же вещи не могут быть истинными, достойными доверия, то становилась понятной необходимость прежде всего рассмотреть пока еще неизведанную природу самого рассуждения. Познав же ее, можно путем размышления прийти к истинному пониманию вещей.

Так было положено начало науки логики, которая обеспечивает различными способами рассуждения и помогает различать суждения: какие из них всегда ложны, а какие истинны либо какие в данный момент истинны или ложны. По времени появления эта наука последняя, но по значению - первая, и начинающим постигать философию в первую очередь следует заняться именно ею, ибо с ее помощью они узнают природу понятий и слов, без чего не может быть рационально понята никакая философская теория.

Логикой она названа по греческому слову "логос", которое имеет двоякое толкование. Логосом называется или слово, или разум, и поэтому логика бывает речевой и рациональной. Логика рациональная, или различительная, содержит в себе диалектику и риторику, а логика речевая связана с грамматикой, диалектикой и риторикой. И эту речевую логику мы считаем изобретенной после теории, практики и механики. Это не значит, однако, что до ее изобретения говорить никто не мог и люди не способны были общаться друг с другом. Нет, были и понятные всем буквы, и слова, но их использование еще не было упорядочение, и отсутствовали нормы правильного разговора или спора. Ведь все познания прежде, чем стать искусствами, существовали в употреблении. И способные люди смогли их обратить в искусства; ранее неопределенные и беспорядочные представления они заключили в надежные рамки правил и норм, исправив ошибочное, добавив недостающее и убрав лишнее, а затем предписанные каждому виду познания правила вошли в обычай и составили отдельные искусства.

Таково было происхождение всех искусств, и если каждое из них рассмотреть, то будет понятно, что именно так они и возникли. Прежде чем появилась грамматика, люди писали и говорили; до появления диалектики они стремились путем рассуждений отличить истину от лжи; пока не было риторики, они все же рассуждали о гражданском праве; до изобретения арифметики они уже умели пользоваться числами; они уже пели, когда еще не было музыки; они умели измерять поля до геометрии и по движению звезд рассчитывать время без астрономии. Все эти познания и положили начало искусствам, благодаря которым они оказались усовершенствованными. Здесь стоило бы рассказать о тех, кто был создателем разных искусств, когда и где они жили и как пришли к созданию наук; однако я хочу прежде всего показать, как философия разделяется на отдельные искусства.

ГЛАВА XIII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ К СКАЗАННОМУ ВЫШЕ

Следует, наконец, вкратце повторить сказанное выше, чтобы понятней было последующее изложение. Итак, мы сказали, что существует четыре главных вида познания, заключающих в себе все остальные. Это теория, необходимая для постижения истины путем размышлений; практика, наставляющая в добрых нравах; механика, определяющая наши действия в этой жизни; и логика, представляющая собой науку о правильной речи и ведении спора. Поэтому можно считать, что душе присуща четверичность, и число четыре из почтения к нему древние поминали в клятве, когда говорили: "Во имя того, кто нашу душу наделил числом четыре".

А теперь, кратко повторив определения философии, мы покажем, что эти четыре вида познания составляют философию, и рассмотрим, что они в себе содержат.

КНИГА ВТОРАЯ

ГЛАВА I. ОБ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ИСКУССТВ

"Философия - это любовь к мудрости, а мудрость есть животворящий самодостаточный ум, являющий собой единую первопричину всех вещей". Это определение указывает на этимологию слова, ибо "филос" по-гречески означает любовь, а "софия" - мудрость. Добавление, что "мудрость есть животворящий самодостаточный ум, являющий собой единую первопричину всех вещей", подразумевает, что это божественная мудрость, которая, будучи самодостаточной, ни в чем не нуждается, объем-ля одновременно все прошлое, настоящее и будущее. Она называется животворящим умом потому, что, порожденная божественным разумом, она нетленна и является первопричиной всех вещей, поскольку все они были образованы по принципу подобия с ней. Отсюда и искусства берут начало, ибо смысл их всех заключается в том, чтобы помочь нам обрести божественное подобие, и чем более мы уподобляемся природе Бога, тем мудрее мы становимся, и тогда нас начинает озарять то, что присуще разуму Бога, но в нем это пребывает вечно, а мы это обретаем на время.

Иначе философию называют "искусством искусств и наукой наук", поскольку к ней имеют отношение все искусства и науки. Искусством называются познания, состоящие в правилах и предписаниях, или же искусством может быть названо то, что представляется вероятным и предположительным. Наука же, занимающаяся теми вещами, которые только с ее помощью могут быть познаны, пользуется истинными суждениями, и это различие между искусством и наукой было проведено Платоном и Аристотелем. Искусством называется также то, что воплощается в материи и познается благодаря каким-либо действиям, как, например, архитектура. Наука же состоит в размышлении и познается только благодаря мыслительной деятельности, как, например, логика.

О философии можно также сказать, что это размышление о смерти, и такое ее определение более всего подобает христианам, которые, презрев мирскую суету, живут в общении с науками ожиданием предбудущей жизни. А еще ее называют "наукой, постигающей истинный смысл всех божественных и человеческих вещей". Поэтому суть всех ученых изысканий связана с философией, и она определенным образом имеет отношение ко всем вещам.

ГЛАВА II. О ЧАСТЯХ, НА КОТОРЫЕ ДЕЛИТСЯ ФИЛОСОФИЯ

Философия делится на теоретическую, практическую, механическую и логическую. Эти четыре ее части охватывают все познания. Теоретическая называется также созерцательной, а практическая - активной, либо этикой, или моралью, поскольку она наставляет в добрых нравах. Механическая называется также подражательной, ибо связана с человеческими трудами, а логическая - речевой, поскольку имеет дело со словами. Теоретическая в свою очередь делится на теологию, математику и физику. Такое разделение произвел Боэций, сказав, что она занимается умопостигаемыми, воспринимаемыми и природными предметами; умопостигаемые относятся к теологии, воспринимаемые к математике, а природные к физике.

ГЛАВА III. О ТЕОЛОГИИ

Умопостигаемое он определяет так: "Неизменно и всегда пребывающее в собственной божественности, недоступное никаким чувствам и постигаемое только лишь умом и мыслью". Это то, чем занимается истинная философия, когда она обращается к Богу или бестелесной душе и которую греки назвали теологией, поскольку "теос" означает бога, а "логос" - слово или разум. Теологией, следовательно, являются наши рассуждения о невыразимой природе Бога или его духовных творениях.

ГЛАВА IV. О МАТЕМАТИКЕ

Математика это учение. Слово "matesis", правда, без придыхательного "h", означает "тщеславие", и так называют суеверие тех людей, которые верят в предсказание человеческих судеб по звездам и которых также зовут математиками. Но когда это слово пишется с "h", то оно означает учение об абстрактных количествах. "Абстрактным называется количество, отделенное интеллектом от материи или чего-либо другого, которым в виде четного или нечетного числа мы оперируем только мысленно, в соответствии с учением, а не природой". Предмет этого учения Боэций называет воспринимаемым, но он включает в себя и умопостигаемые с помощью размышлений вещи. К таковым относятся все небесные творения Всевышнего, а в подлунном мире - то, что отмечено блаженным духом и чистой субстанцией, в том числе и человеческие души, которые изначально были умопостигаемой субстанцией, а, соединившись с телами, из умопостигаемых переродились в воспринимаемые и стали более мыслимыми, нежели мыслящими. Однако, благодаря чистоте размышлений, души, если они обращаются к умопостигаемым вещам, могут стать блаженными.

Природа духов и душ, поскольку она является простой и бестелесной, относится к умопостигаемой субстанции. Но под действием человеческих чувств природа души нисходит до чувственно воспринимаемой и благодаря воображению уподобляется чувственно воспринимаемым вещам. И она утрачивает свою простоту, становясь подобной сложным. Как таковая она с одной точки зрения является умопостигаемой, а с другой - воспринимаемой. Умопостигаемой, поскольку является бестелесной природой, не доступной никаким чувствам. Воспринимаемой же чувствами потому, что, не будучи чувственной, обладает подобием чувств. Умопостигаемое - это то, что не воспринимается чувствами и не имеет подобия чувственно воспринимаемого. А воспринимаемое - это то, что постигается и интеллектом, но не только им, а поскольку у человека есть чувства и воображение, то и они участвуют в познании того, что чувственно воспринимается.

Таким образом, природа души от соединения с телом перерождается; постигая с помощью чувственные формы тел, она благодаря воображению как бы принимает их на себя и настолько отступает от своей первоначальной простоты, насколько проникается различными качествами, свойственными чувственным вещам. Однако если она возвращается к чистой мысли и обретает самое себя, то она становится блаженной благодаря сопричастности умопостигаемой субстанции.

ГЛАВА V. О ЧЕТВЕРИЧНОСТИ ДУШИ

На суть этих изменений души указывают и числа. Ведь трижды один - три, трижды три - девять, трижды девять - двадцать семь, а трижды двадцать семь - восемьдесят один. И вот когда ты доходишь до четвертой степени, то получаешь изначальную единицу, и если будешь производить умножение бесконечно, то всякий раз в четвертой степени будет выходить первоначальная единица. А простая сущность души правильней всего выражается через единицу, которая также является бестелесной. Троичность и три тоже имеют прямое отношение к душе, поскольку через единицу три нерушимо и неделимо, а четыре - поскольку делится на два, - разложимо и потому относится к телу. Первое изменение души происходит, когда она от своей простой сущности, которая представляется как монада, переходит в состояние троичности, когда благодаря желанию начинает жаждать чего-либо, благодаря гневу осуждать, а с помощью разума различать то и другое. И душа когда представляет собой триаду, каждая сущность которой поначалу пребывала в потенции. Но в этой троичности сохраняется единство, как сохраняется единица от умножения на три, и это значит, что душа не распадается на части, а сохраняет единство своих отдельных потенций. Мы ведь не можем сказать, что разум, или желание, или гнев составляет третью часть души, ибо и разум, и желание, и гнев в равной мере содержатся в душе, составляя одну и ту же субстанцию, которую можно называть по разным ее потенциям.

Второе изменение происходит ради гармонии в управлении телом, когда душа приобретает девятеричность, ибо число девять соответствует девяти отверстиям в человеческом теле, через которые выходит и входит все то, что потребно для роста и управления телом. И здесь также порядок таков, что сначала душа по природе своей обладала в потенции тем, что прилагается к телу.

Третье изменение осуществляется, когда душа через чувства, как бы вне себя, изливается к видимым вещам, что соответствует числу двадцать семь, и таким тройным расширением принимает подобие тела, предопределяя многочисленные его действия.

Четвертое же изменение происходит, когда она, отрываясь от тела, обращается к своей чистой простоте, и это соответствует умножению трех на двадцать семь, в результате чего получается восемьдесят один, то число, в котором появляется единица, монада, обозначающая душу, после окончания жизни, когда она возвращается к своей единичности, от которой отошла, соединившись с телом. Число же восемьдесят обозначает жизнь, о чем говорит и Псалмопевец: "Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их - труд и болезнь..." Из этих четырех изменений и проистекает четверичность души, о которой выше говорилось и от которой следует отличать четверичность тела.

ГЛАВА VI. О ЧЕТВЕРИЧНОСТИ ТЕЛА

Ведь телу также приписывается четверичность. Если душе изначально свойственна единичность, то телу двоичность. И тогда расчет чисел таков: дважды два - четыре, дважды четыре - восемь, дважды восемь - шестнадцать, дважды шестнадцать - тридцать два. Таким образом, на четвертый раз появляется число два, с которого начато умножение, и если продолжать умножение бесконечно, то несомненно число два будет возникать всегда на четвертый раз. И это свидетельствует о четверичности тела и дает понять, что все составленное из делимого и разложимого, как число два, и само является разложимым. Теперь, полагаю, ты достаточно ясно видишь, каким образом душа нисходит от умопостигаемого к чувственно воспринимаемому, когда она от чистоты простой мысли, не затемняемой никакими телесными образами, спускается К образам зрительно ощущаемых вещей, и наоборот - как она возвращается к блаженному состоянию, когда, отвращаясь от телесного, она поднимается к истокам своей природы и обретает свой истинный лик. Чтобы было понятнее, скажу, что к умопостигаемому мы обращаемся мыслью, а к воспринимаемому - воображением. Мысль же - это чистое и истинное познание бестелесных субстанций, начал всех вещей, как Бог и идеи. А воображение - это сохраняющееся в душе воспоминание о чувственно воспринимавшихся телах, которое само по себе не несет никакого истинного знания о началах вещей. Чувства - это действия души, облеченной телом и приобретшей внешние качества.

ГЛАВА VII. О КВАДРИВИУМЕ

Поскольку математика, как выше сказано, имеет дело с абстрактным количеством, то она подразделяется на различные познания в зависимости от видов количества. "Абстрактное же количество есть не что иное, как видимая форма размера, запечатлевающаяся в душе благодаря воображению". Такая форма бывает двоякой, одна непрерывная, называемая величиной, как величина дерева или камня, а другая прерывистая, называемая множеством, как стадо или народ. Что касается множества, то оно может быть самостоятельным, как три, четыре или другое число, а может быть относящимся к чему-либо, как половина, треть, две трети и т.д. Величины же бывают подвижные, как сфера мира, и неподвижные, как земля. Множествами, которые сами по себе существуют, занимается арифметика, а соотносимыми с чем-либо - музыка. О неподвижных величинах дает познание геометрия, а изучение подвижных берет на себя астрономия. Таким образом, математика делится на арифметику, музыку, геометрию и астрономию.

ГЛАВА VIII. ОБ АРИФМЕТИКЕ

Это понятие происходит от греческих слов "ares", которое переводится как "доблесть", и "rithmus", то есть "число", и, значит, арифметика - это "доблесть чисел". Она названа так потому, что в основе всех вещей лежит подобие числам^21.

ГЛАВА IX. О МУЗЫКЕ

Музыка происходит от слова "moys", то есть "вода", поскольку без жидкости не может возникнуть никакая эвфония, или благозвучие.

ГЛАВА X. О ГЕОМЕТРИИ

Геометрия значит "измерение земли", и наука эта ранее всего Появилась у египтян, поскольку во время наводнений Нила оседавший ил скрывал межевые разметки и им приходилось с помощью землемерных шестов и веревок всякий раз заново производить измерение земли, а поэтому наиболее мудрые из них изобрели способы измерения, которые стали прилагать к пространству моря и неба, и также и к любым другим телам.

ГЛАВА XI. ОБ АСТРОНОМИИ

Астрономия и астрология различаются, как кажется, тем, что астрономия означает "закон звезд", а астрология - это "рассуждение о звездах". "Номос" ведь это "закон", а "логос" - "слово". Поэтому астрономия предполагает изучение всего того, что касается закона звезд и вращения небесной сферы, а также стран света, орбит, движения небесных тел, восхода и захода небесных светил. Астрология же рассматривает звезды в их отношении к рождению и смерти людей, а также в связи с любыми другими событиями, и представление о таких связях отчасти основано на естественных знаниях, а отчасти является суеверием. Естественными представляются знания о воздействии небесных тел на земные, которое проявляется в здоровье, болезни, бесплодии, плодовитости этих последних [людей], а также в хорошей и плохой погоде. Суеверием же является представление о влиянии звезд в том, что в действительности зависит от свободы человеческой воли.

ГЛАВА XII. ОБ АРИФМЕТИКЕ

Предметом арифметики являются числа четные и нечетные, равные и неравные. Они бывают равно равными, неравно равными и равно неравными, а также первичными и простыми, вторичными и составными и такими, что сами по себе вторичны и сложны, а по отношению к другим - первичны.

ГЛАВА XIII. О ТРОЯКОЙ МУЗЫКЕ, ИЛИ ГАРМОНИИ

Есть три вида музыки, или гармонии: музыка мира, музыка человека и музыка инструментальная²². Музыка мира делится на музыку первичных элементов, музыку планет и музыку времени. Музыка первичных элементов - это гармония чисел, меры и веса. Музыка планет - это гармония положения, движения и их природы. Музыка времени проявляется в гармонии дней, чередовании дня и ночи, течении месяцев, изменении размеров луны, а также в смене времен года и следовании годов друг за другом.

Музыка человека есть музыка тела, души и их соотношения. Музыка тела проявляется прежде всего во время роста, когда все родившееся растет, приобретая одинаковую гармонию членов тела. Есть также гармония жидкостей, составляющих человеческое тело, которая свойственна всем живым существам, но существует еще и гармония действий, присущая только разумным существам, благодаря которой они создали механические искусства. Эти две гармонии, если соблюдается мера и не берет верх алчность, являются благотворными, помогающими избавляться от недугов. Как писал Лукан о Катоне: "Он пиршествами голод побеждал, от непогоды его крыша укрывала, и дорогой наряд носил он - тогу гражданина Рима".

Музыка души существует как гармония добродетелей - справедливости, благочестия и умеренности - и как гармония потенций - разума, гнева и желания. Гармония же тела и души представляет собой естественную дружбу между ними, благодаря которой душа соединяется с телом не телесными узами, а неким влечением и желанием одушевить тело, и поэтому никто не испытывает ненависти к своей плоти. Эта гармония нужна, чтобы люди любили тело, но предпочтение отдавали духу и, заботясь о теле, не губили бы добродетель.

Инструментальная музыка известна как музыка ударных инструментов вроде тимпана, струнных и духовых, таких, как флейта и орган. Есть также и музыка песен, исполняемых голосом. Соответственно существует три вида музыкантов: одни сочиняют песни, другие играют на инструментах, а третьи судят о песнях и инструментальной музыке.

ГЛАВА XIV. О ГЕОМЕТРИИ

Геометрия делится на три вида - планиметрию, альтиметрию и космиметрию. Планиметрия занимается измерением равнин, длины и ширины, она определяет, что спереди находится, а что сзади, что слева и что справа. Альтиметрия измеряет высоту и определяет, что выше, а что ниже. С ее помощью измеряется и высота дерева, и глубина моря. Слово "космос" означает мир, и поэтому космиметрия занимается измерением мировых, космических, пространств, таких, как округлая сфера мира, похожая на мяч или яйцо. Хотя она называется космиметрией, она измеряет не только космические величины, но и другие сферические предметы. Но из них всех сфера мира является наиболее достойной изучения.

ГЛАВА XV. ОБ АСТРОНОМИИ

Выше мы сказали, что к ведению геометрии относятся неподвижные величины, а к ведению астрономии - подвижные, но так было, когда эти науки еще только создавались и геометрия занималась лишь измерением земли. Сказанному, однако, не противоречит то, что геометрия рассматривает и сферу мира, а именно величины частей света и орбит небесных тел, которые являются неподвижными, и потому их измерение осуществляется с помощью геометрии. Геометрия и в данном случае занимается не движением, а пространством. Астрономия же осмысляет то, что подвижно, то есть движение звезд и время движения.

Таким образом, геометрии подлежат неподвижные величины во всем мире, а подвижные подлежат астрономии; и хотя они обе обращены к одним и тем же вещам, одна из них созерцает то, что пребывает в неизменном состоянии, а другая то, что меняется.

ГЛАВА XVI. ОПРЕДЕЛЕНИЕ КВАДРИВИУМА

Итак, арифметика - это наука о числах. Музыка, или гармония, представляет собой согласие сведенных воедино множественных различий, и она, в частности, занимается разделением звуков и голосов. Геометрия - это наука, занимающаяся описанием неподвижных величин и форм, с помощью которой обычно определяют границы чего-либо. А астрономия - наука, изучающая движение и вращение в пространстве небесных тел с помощью измерения времени.

ГЛАВА XVII. О ФИЗИКЕ

Физика изучает причины вещей через следствия и следствия через причины, дабы понять, "почему земля трясется и какая сила поднимает морские волны", и что собой являют "жизненные силы трав, дух ярости диких животных, разные виды кустарников, камней и пресмыкающихся". Слово "физис" переводится как природа, и поэтому Боэций называл ее наукой о природе. Она называется также физиологией, то есть рассуждением о единых естественных причинах разных явлений. Физика иногда рассматривается как равноценная теории, и тогда философию делят на три части - физику, этику и логику, а механику исключают.

ГЛАВА XVIII. О СВОЙСТВАХ ОТДЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ

Итак, все искусства устремляются к одной цели - к философии, но идут к ней не одним путем, а каждое своим, и этим они друг от друга отличаются. Логика занимается рассмотрением вещей, дабы составить о них представления или с помощью понятий, которые могут не выражать суть вещи и не быть ее подобием, или с помощью изысканий разума, когда представления становятся подобием вещей.

Логика рассматривает виды и роды вещей.

Математике же свойственно приводить благодаря разуму сложное к простому. В вещах ведь не встречаются линии без площади и массы (ни одно тело не обладает только длиной без ширины и высоты, но все эти три качества соединены), однако разум рассматривает одну только линию саму по себе, без площади и массы. И это является делом математики, для которой важно не то, что есть в вещи или может быть, ибо разум часто изучает явления, сами по себе не существующие, но могущие быть, так что они обладают бытием лишь в представлении разума. В соответствии с таким представлением можно сказать, что одна величина бесконечно уменьшается, а другая бесконечно возрастает. Способность разума такова, что он может любую длину или ширину разделить на отдельные величины и ему ничто не мешает производить любые деления.

Физике же присуще изучение смешанных явлений путем разложения на простые составляющие. Ведь явления многих вещей этого мира - не чистые, а составленные из явлений чистых вещей, и физика, если они встречаются не в чистом виде, изучает их такими, какие они есть, разлагая на чистые составляющие, каковыми являются огонь, земля, воздух и вода; и, изучив природу последних, судит о способе и результате их различных соединений. Следует заметить, что именно и только физика рассматривает сами вещи, прочие же науки имеют дело с понятиями вещей.

Так, логика трактует о самих понятиях в соответствии с установленными правилами суждений. Математика же трактует о них в соответствии с правилами чистых сочетаний, и поэтому если логика прибегает к услугам одной лишь мысли, то математика никогда не обходится без воображения, и таким образом науки оказываются в сложной связи между собой. Ведь поскольку логика и математика изучаются первыми по отношению к физике, обеспечивая ее средствами познания, так что, прежде чем производить физические изыскания, надо овладеть логикой и математикой, то из этого следует, что главное внимание должно уделять разуму, обладающему безусловной истиной, а не явлениям вещей, которые могут быть обманчивы, и поэтому в познании нужно идти от разума к чувственному опыту.

И теперь, после того как мы показали, каким образом согласуется деление теории, предлагаемое Боэцием, со сказанным нами ранее, мы кратко повторим то и другое, чтобы сопоставить оба вида разделения теории.

ГЛАВА XIX. СОПОСТАВЛЕНИЕ УКАЗАННЫХ ВЫШЕ ДЕЛЕНИЙ ТЕОРИИ

Теория делится на теологию, математику и физику; или же она делится на умопостигаемое, воспринимаемое и естественное;

иначе она делится на божественное, доктринальное и физиологию. Таким образом, одним и тем же являются теология, умопостигаемое и божественное; математика, воспринимаемое и доктринальное; физика, физиология и естественное. И считается, что эти три части теории обозначаются мистическим именем Паллады, богини мудрости. Она называется также Тритонией, то есть трояким познанием - познанием Бога и душ, которых мы назвали Умопостигаемыми; того, что мы определили как воспринимаемое; и вещей, то есть естественного. Это троякое знание и обозначается словом "мудрость"; три остальных вида знания - этику, механику ^и логику - можно было бы также отнести к мудрости, но логику лучше было бы назвать красноречием, этику - рассуждением о нравах, а механику - знанием или умением производить те или иные действия. И лишь одну теорию, благодаря тому что она обращена к сути вещей, мы называем мудростью.

ГЛАВА XX. РАЗДЕЛЕНИЕ ПРАКТИКИ

Практика делится на личную, частную и общественную. Иначе говоря - на этику, экономику и политику; либо она делится еще и так: на моральную, хозяйственную и гражданскую. Таким образом, личная практика, моральная и этика - это одно и то же, как и частная, экономическая и хозяйственная, а в третьем случае - общественная, политическая и гражданская. Эконом означает хозяина, поэтому хозяйственная практика называется экономикой. Полисом по-гречески называется гражданская община, и поэтому гражданская, или общественная, практика, имеет название политики. Когда мы причисляем этику к одной из частей практики, то имеем в виду этику в узком смысле, как нравы одной какой-либо личности, и потому она является тем же, что и личная практика. И таким образом, личная практика - это всяческая забота о себе самом, укрепление и приумножение добродетелей, чтобы не допустить в своей жизни ничего горестного и заслуживающего покаяния. Частная же практика состоит в соразмерном распределении и исполнении семейных обязанностей. А общественная практика, требующая принятия на себя попечения об обществе, осуществляется благодаря искусству предвидения ради всеобщего блага, справедливости, силе духа и терпеливости. Следовательно, личная практика подобает каждому человеку, частная - главам семейств, а политика - правителям гражданских общин. Практика бывает деятельная, поскольку состоит в действиях ради выполнения надлежащих дел. Бывает моральная, благодаря которой обретаются добрые нравы и человек приуготовляется к добродетельной жизни. Она бывает также хозяйственной, когда мудро выполняются домашние обязанности, и гражданской, с помощью которой осуществляется управление на пользу всей общине.

ГЛАВА XXI. РАЗДЕЛЕНИЕ МЕХАНИКИ НА СЕМЬ ИСКУССТВ

Механика состоит из семи искусств - сукноделия, производства инструментов и оружия, навигации, агрикультуры, охотничьего дела, медицины и театрального искусства. Три из них обеспечивают внешнюю защиту человеческой натуры, и благодаря им она предохраняет себя от различных неудобств, а четыре других поддерживают ее как бы изнутри, помогая питать и согревать ее. Таким образом, они подобны тривиуму и квадривиуму, поскольку искусства тривиума - это науки о словах, являющихся внешней формой, а квадривиума - науки о понятиях, составляющих внутрен

нюю суть вещей. Семь свободных искусств являются своего рода служанками, коих Меркурий получил в приданое за Филологией, и, несомненно, человек во всех своих действиях пользуется красноречием, которое связано с мудростью и о котором Туллий в книге "Риторика" сказал, что оно всякую жизнь делает благоразумной, честной, славной и приятной. И общество извлекает великую пользу, когда все разделяют мудрость красноречия, ибо когда люди обретают его, то заслуживают хвалы, чести и достоинства, а для друзей их в этом - надежнейшая опора дружбы.

Другие же семь называются механическими искусствами, то есть подражательными, поскольку осуществляются трудом мастера, заимствующего формы у природы. В отличие от них первые семь искусств зовутся свободными, и свободны они либо потому, что обращены к вольным ищущим душам, способным проникать в причины вещей, либо потому, что издревле лишь свободные, благородные люди изучали их, а плебеи, дети неблагородных родителей, занимались, благодаря своему опыту, механическими искусствами. И в этом проявляется благоразумие древних, ибо они, не желая ничего оставлять без внимания, все подчиняли определенным правилам и нормам. Итак, механика - это искусство, которое необходимо при изготовлении всех вещей.

ГЛАВА XXII. О СУКНОДЕЛИИ

К сукноделию относятся разного вида действия - прядение, ткачество, шитье, - которые осуществляются руками с помощью иглы, веретена, шила, чесалки, ножниц и других инструментов;

при этом используются лен или шерсть, а также разного рода волокна, выделанные кожи, пробка и все прочее, что требуется для изготовления платья, одеял, полотна, плащей, подстилок, покрывал, тканей, головных уборов, веревок. А из соломы изготовляют корзинки и шапки. И все эти виды занятий относятся к производству одеяний.

ГЛАВА XXIII. ОБ ИЗГОТОВЛЕНИИ ИНСТРУМЕНТОВ И ОРУЖИЯ

Вторым идет производство инструментов и оружия. Оружие бывает оборонительное - щит, панцирь или шлем, наступательное - обоюдоострый меч или длинное копье и метательное -стрелы и дротики. Искусство их изготовления называется инструментальным не столько потому, что нуждается в различных инструментах, сколько потому, что и само оно, помимо оружия, прилагается к производству инструментов для обработки всякого Рода материалов, таких, как камень, металлы, древесина, песок, глина. Это искусство делится на два вида - строительное и производительное. Строительное же подразделяется на камнеобрабатывающее, которым пользуются каменотесы и каменобойцы, деревообрабатывающее, коим владеют плотники и столяры, и на прочие того же рода ремесла и искусства, владеющие которыми используют кирки и топоры, мастерки и напильники, пилы и сверла, рубанки и шлифовальные инструменты, чтобы обтесывать, вырезать, шлифовать, скоблить, выравнивать, сколачивать и производить другие работы с самыми разными материалами - с кирпичом, глиной, камнем, древесиной, костью, песком, известью, гипсом и т. п. Производительное искусство делится на кузнечное, благодаря которому определенной массе форма придается ударами молота, и литейное, когда расплавленная масса отливается в формы. Поэтому литейщиками называются те, кто умеет расплавленную массу отлить в форме сосуда.

ГЛАВА XXIV. О НАВИГАЦИИ

К навигации относится все, что касается сделок по покупке, продаже, обмену местных и иностранных товаров. И она воистину представляется чем-то вроде риторики, поскольку этой профессии красноречие необходимо. Поэтому тот, кто считается главным в искусстве красноречия, Меркурий, одновременно почитается и как покровитель купцов. Благодаря навигации люди проникают в тайны мира, посещают неведомые берега, открывают жаркие пустыни и завязывают отношения с варварскими народами, узнавая неизвестные еще языки. Занятие ею примиряет народы, гасит войны, утверждает мир и обращает на общую пользу частное благо.

ГЛАВА XXV. ОБ АГРИКУЛЬТУРЕ

Агрикультура имеет четыре вида: полеводство, значение которого достаточно понятно; садоводство и лесоводство, то есть выращивание фруктовых деревьев, виноградников и лесных деревьев; скотоводство - на лугах, полях, пустошах и горных пастбищах; и огородничество, когда выращивают овощи или розы.

ГЛАВА XXVI. ОБ ОХОТЕ

Охота бывает на зверей и на птиц, к ней также относится рыболовство. На зверей охотятся многими способами: с помощью сетей, ловушек, загонов, петель, луков, дротиков, копий, облав, собак, ястребов. Птиц же ловят сетями, ловушками, петлями, птичьим клеем, используя при этом приманки, и охотятся на них из луков. А при рыбной ловле используют неводы, сети, дротики, сачки и крючки. С этим искусством тесно связано приготовление пищи, напитков и приправ, которое называется тем же словом venatio, поскольку в древности питались главным образом за счет охоты, и во многих землях, где хлеб был редок, ели в основном мясо, а пили воду или медовые напитки.

Пища бывает двоякой - хлеб и прочая еда. Слово "хлеб" (panis) происходит либо от глагола pono [класть, ставить], ибо он всегда выставляется на стол, либо от греческого слова "пан", то есть "все", поскольку ни одно доброе пиршество без хлеба не обходится, либо от глагола pasco, то есть "питать". Хлеб бывает разных сортов: пресный, квашеный, печеный в золе, поджаренный, пористый, печеный в печи, в виде пирога, сладкого пирожного, а также пшеничный, ячменный, из пшеничной муки мелкого помола, и много других сортов. Прочая еда как бы добавляется к хлебу, и ее мы можем в общем назвать съестным. Существует много видов съестного. Это мясо, закуски, фрукты, овощи, мед. Мясо употребляется печеное, жареное, вареное, сырое и соленое. Его едят также в виде окороков, сала, грудинки либо корейки, а также жира, масла. Закуски тоже бывают разные, и к ним относятся колбаса, блюда из овощей и всякие прочие, какие только повар способен придумать. Из меда блюда приготовляют с молоком, маслом, сыром, сывороткой. А что касается овощей и фруктов, то кто же сможет все их перечислить? Приправы же бывают горячие, холодные, острые, сладкие, сухие и жидкие. Среди напитков есть такие, что только утоляют жажду, но не питают, как вода, но существуют и питательные, как, например, вино. Причем такие напитки, как вино, имеют естественные питательные свойства, а у других, таких, как пиво, это свойство приобретенное. Таким образом, с охотой связаны труды пекарей, мясников, поваров и трактирщиков.

ГЛАВА XXVII. О МЕДИЦИНЕ

Медицина рассматривает два вопроса - причины болезни или здоровья и средства излечения. Причин существует шесть - это воздух, движение и покой, голод и пресыщенность, пища и напитки, сон и бодрствование и, наконец, - состояние души. Все они относятся к причинам болезней или здоровья по той причине, что способны в случае их умеренности поддерживать здоровье, а при неумеренности чего-либо из них начинается болезнь. Состояние же души связано со здоровьем потому, что такие чувства, как гнев, ужас или страх, вызывают сильный жар, а состояния благоговения или удовольствия успокаивают и снижают жар. И есть такие состояния души, которые поражают и внутренние и внешние проявления человеческой природы, как, например, грусть.

Медицинские средства излечения бывают средствами или внутреннего воздействия, или внешнего. Внутренние вводятся через рот, ноздри, уши или задний проход, как лечебные напитки, рвотное, порошки или клистиры, иначе говоря, это все то, что следует пить, глотать или вводить. К внешним же средствам относятся пластыри, мази, припарки.

Средством излечения является также хирургия, к которой Прибегают в двух случаях: когда необходимо оперировать мягкие части тела, и их тогда разрезают, сшивают или прижигают, и когда нужно лечить кости, которые сращивают и сцепляют.

Пусть не удивляет, что я отнес к причинам болезни или здоровья пищу и напитки, которые выше рассматривал в связи с охотой, ибо с разных точек зрения они связаны с различными искусствами. Так, вино, пока оно еще в винограде, относится к ведению агрикультуры, когда оно попало в погреб, то стало заботой хранителя, а как напиток с определенными свойствами оно является достоянием врача. Подобным же образом и пища связана с трудами и торговцев, и поваров, и врачей.

ГЛАВА XXVIII. О ТЕАТРАЛЬНОМ ИСКУССТВЕ

Театральным искусством называется устройство игрищ в театре, куда народ обычно сходился, чтобы повеселиться. Игры устраивались не только в театре, но по сравнению с другими местами игр театр был наиболее популярным. Помимо театра игры устраивались также в атриях, гимнасиях, цирках, на аренах, а также на пиршествах и в храмах. В театре представляли действа, читая тексты или играя, или исполняя песни, или с помощью кукол. В атриях водили хороводы и плясали. В гимнасиях состязались в борьбе. В цирках состязались в беге либо устраивали бега на лошадях и колесницах. На аренах бывали кулачные бои. На пиршествах играли на ударных и музыкальных инструментах, пели песни и веселились. А в храмах во время праздников пели хвалу богам. В старину игры потому относились к полезным действам, что благодаря умеренным движениям в теле поддерживается природный жар, а радость укрепляет тело. И поскольку народ необходимо было время от времени собирать на игры, то ради того, чтобы не совершались преступные и постыдные поступки, их устраивали в определенных местах, а не где угодно.

ГЛАВА XXIX. О ЛОГИКЕ, СОСТАВЛЯЮЩЕЙ ЧЕТВЕРТУЮ ЧАСТЬ ФИЛОСОФИИ, И О ГРАММАТИКЕ

Логика состоит из грамматики и искусства рассуждения. "Грамма" по-гречески означает "буква", и поэтому грамматика -это наука о письме. Буква - это воспроизводимая при письме фигура, обозначающая элементарный звук, который произносится. Буквы как звуки и как письменные фигуры изучаются грамматикой. Некоторые ученые полагают, что грамматика не входит в состав философии, а является своего рода средством или инструментом познания философии.

Что касается искусства рассуждения, то о нем Боэций говорит: "Оно является одновременно и частью философии, и средством ее познания и поддержания, подобно тому как ноги, руки, язык, глаза и т. д. являются и частью тела, и средствами его охранения". Грамматика лишь учит звукам, то есть их произношению, сочетанию, усилению или понижению и всему прочему, что касается их произношения. Искусство же рассуждения учит не просто произношению, но и произношению в соответствии со значением слов.

ГЛАВА XXX. О РАЗДЕЛАХ ГРАММАТИКИ

В грамматике выделяют разделы, посвященные буквам, слогам, словам и предложениям. Иначе ее разделяют на часть, относящуюся к буквам, то есть к тому, что пишется, и на часть, занимающуюся звуками, или тем, что произносится. Есть и другие ее разделения, и тогда она состоит из разделов об имени существительном, глаголе, причастии, местоимении, наречии, предлоге, союзе и междометии или же из разделов об артикуляции звуков, буквах, слогах, о стихотворной стопе, ударениях, письменных знаках, пунктуации, орфографии, аналогиях, этимологии, глоссах, видовых различиях, варваризмах, солецизмах, ошибках, метаплазмах, риторических фигурах, тропах, а также о прозе, стихах, баснях и историях. Я потому здесь даю это подробное изложение, которое может показаться излишним для столь небольшого сочинения, что хочу с помощью названных разделов грамматики показать читателю основы этой науки. А кто пожелает познать ее, тот пусть читает Доната, Сервия, Присциана об ударениях и стихосложении Вергилия, а также книги Исидора об этимологиях.

ГЛАВА XXXI. ОБ ИСКУССТВЕ РАССУЖДЕНИЯ

Искусство рассуждения обладает двумя неделимыми частями - изысканием и суждением, и разделимыми - доказательством, проверкой истинности, софистикой. Доказательство состоит в приведении необходимых аргументов и является делом философов. Проверка истинности относится к ведению диалектов и риторов, а софистика - удел софистов и крючкотворов. В проверке истинности выделяются диалектическая и риторическая части, обе из которых содержат неделимыми изыскание и суждение. И поскольку они составляют основу искусства рассуждения, то необходимо, чтобы они входили во все его части. Изыскание - это нахождение аргументов и построение аргументации, а судят о них благодаря суждению. Может возникнуть вопрос, относятся ли изыскание и суждение к философии. Ведь философия распространяется отнюдь не на все познания. Следует иметь в виду, что познания бывают двух видов: познание как наука, и можно поэтому сказать о науке или об искусстве диалектики, как о познании; и познание как некое знание, и можно сказать, что обладает познанием тот, кто что-либо знает. Иначе говоря, если я знаю диалектику, то обладаю познаниями, но также можно сказать: если я умею писать или даже если я просто знаю, что Сократ был сыном Софрониска, то и это есть познание. В общем, всякий человек, что-либо знающий, может сказать, что обладает познаниями. Однако познания отличаются друг от друга, и познания по части диалектики составляют науку или искусство, чего не скажешь о знании того, что Сократ был сыном Софрониска. О всяком познании, составляющем науку или искусство, можно сказать, что оно составляет делимую часть философии. Но нельзя сказать, что любое знание является ее частью. Таким образом, делимыми или неделимыми частями философии являются познания в виде наук и некоторые знания. Наука - это знания, имеющие самостоятельную цель, которая полностью объясняет основные положения науки, но именно этого недостает познаниям по части изыскания и суждения, поскольку ни то, ни другое само по себе не является самостоятельным. А потому они составляют не науку, а лишь ее части, то есть части искусства рассуждения.

Если задаться вопросом, составляют ли изыскание и суждение части диалектики и риторики, то обнаружим, что они представляются неподходящими для этого, хотя из-за двусмысленности этих понятий можно сказать, что они входят в состав диалектики и риторики. Однако лучше было бы их отнести к частям искусства рассуждения.

Итак, грамматика - это искусство правильной речи, диалектика - искусство спора, в котором истина отделяется от лжи, а риторика - искусство убеждения.

КНИГА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА I. О НАУКЕ ФИЛОСОФИИ И ЕЕ РАЗДЕЛАХ

Философия подразделяется на теоретическую, практическую, механическую и логическую. Теоретическая философия делится на теологию, физику и математику. Математика разделяется на арифметику, музыку и геометрию. Практическая философия бывает личной, частной и общественной. Механическая -делится на сукноделие, производство орудий, навигацию, агрикультуру, охоту, медицину и театральное дело. Логика подразделяется на грамматику и искусство рассуждения. Искусство рассуждения разделяется на доказательство, проверку истинности и софистику. Проверку истинности можно разделить на диалектику и риторику.

При таком делении выявляются лишь делимые части философии, но есть и другие, как бы подразделы этих частей, однако нам сейчас будет достаточно и этих, в общем составляющих двадцать одно искусство. Их создателями являются разные люди. Одни были зачинателями, другие развивали, а третьи усовершенствовали эти искусства, поэтому их и связывают с деятельностью многих. И я сейчас назову по порядку имена лишь некоторых из них.

ГЛАВА II. О СОЗДАТЕЛЯХ ИСКУССТВ

Теологами у греков был Лин, у латинян Варрон", а в наше время - Иоанн Скотт, автор "Десяти категорий о Боге". Натуральную физику открыл первым у греков Фалес Милетский, а у латинян о ней писал Плиний. Арифметику изобрел Пифагор Самосский, а описал ее Никомах. У латинян же первым о ней написал Апулей, а затем Боэций. Тот же Пифагор написал книгу с изложением учения о квадривиуме и нашел сходство буквы "Y" с человеческой жизнью. Творцом музыки, по словам Моисея, был Тувалкаин, происходивший из потомства Каина; греки же таковым называли и Пифагора, и Меркурия, который первым изобрел тетрахорд, и Лина, а также Зета либо Амфиона. Геометрия, как считается, впервые была создана в Египте, а у греков ее основоположником был Эвклид. Это его искусство позднее изложил Боэций. Ученейшим по части геометрии был и Эратосфен, измеривший длину окружности.

Говорят, что астрономию первым создал Хам, сын Ноя. Халдеи же первыми стали изучать астрологию, беря за основу время рождения человека. И Иосиф удостоверяет, что Авраам научил астрологии египтян. Позднее астрономию восстановил Птолемей, царь Египта, и он же установил правила расчета движения звезд. Другие же говорят, что величайшим астрономом был Немврод, у которого даже и само слово "астрономия" впервые встречается. Греки же полагали, что это искусство впервые было создано Атлантом, поскольку он, как считалось, поддерживал небосвод.

Создателем этики был Сократ, который оставил после себя 24 книги о позитивной справедливости, а его ученик Платон в своих книгах "О государстве" описал оба вида справедливости, и позитивную и натуральную.

Философ Фронтин написал книгу "Стратегематикон" о военном искусстве.

У механики было много творцов. У греков первым занимался описанием сельского хозяйства Гесиод, а затем Демокрит. Также и карфагенянин Магон описал сельские труды в своих 27 книгах. У латинян же первым создал труд об агрикультуре Катон, у которого позднее много позаимствовал Марк Теренций Варрон. В свою очередь Вергилий создал "Георгики", чем позднее воспользовались Корнелий и Юлий Аттик, а затем Эмилиан, или Колумелла, знаменитый оратор, который своим сочинением объял все познания по агрикультуре. О ней написал также и Палладий.

Труд "Об архитектуре" написал Витрувий. Ткачеству греков впервые, как считается, научила Минерва. Она же первой изобрела Станок и способы окраски тканей. Все это, узнав от нее, передал людям Дедал, и он, как полагают, стал после нее вторым создателем этого искусства.

В Египте же сеянье льна пошло от Исиды, дочери Инаха, и она же научилась шить одежду. Подобным образом она научила использовать и шерсть. В Ливии впервые стали ткать шерсть в храме Аммона.

Войны первым начал вести ассирийский царь Нин. Первым кузнецом, как полагают, был Вулкан, но согласно божественной истории таковым был Тувал. Прометей положил начало ношению перстней, соединив железное кольцо с драгоценным камнем. Пользоваться сосудами первыми стали пеласги. Пшеницу в Греции первой стала использовать Церера в Элевсине, а в Египте - Исида. В Италии же употребление пшеницы и полбы пошло от Пилумна, равно как и способы растирать и молоть зерно. А в Испании сеять хлеб стали благодаря Тагу.

Культуру виноградников в Египте распространил Озирис, а среди жителей Индии - Либер. Стол и стул первым создал Дедал. Римлянин Апиций первым составил сочинение о поваренном искусстве, из-за этого в конце концов умер добровольной смертью, израсходовав [на это] все свои средства. Создателем медицины у греков был Аполлон, а сын его Эскулап развил это искусство благодаря своим трудам и подвижничеству, но он погиб от удара молнии, и на долгое время, почти на пятьсот лет, искусство врачевания исчезло, вплоть до времен царя Артаксеркса. А тогда его возродил Гиппократ, рожденный своим отцом Асклепием на острове Кос. Зрелища пошли от жителей Лидии, которые пришли из Азии и осели в Эгрурии под предводительством Тиррена; среди некоторых народов распространились их суеверные обряды и представления; им стали подражать и римляне, приглашавшие их искусников; так что слово "зрелища" (ludi) происходит от лидянян (Lydi).

Письменности евреев, как считается, положил начало закон Моисеев; халдеям и сирийцам ее дал Авраам; египетскую письменность создала Исида, а греческая идет от финикийской, которую из Финикии в Грецию принес Кадм. Латинскую же письменность создала Кармента, мать Эвандра, собственным именем которой было Никострата.

Священную историю первым написал Моисей. Среди язычников первым создал Троянскую историю Дарет, которую, как говорят, он написал на пальмовых листьях. А после Дарета первым в Греции историком считается Геродот, за ним же следует Ферекид, который прославился в те же времена, когда Ездра писал свои законы. Басни изобрел, полагают, Алкмеон Кротонский.

Итак, матерью искусств является Египет, оттуда они пришли в Грецию, а из Греции - в Италию. В Египте впервые была создана во времена Озириса, мужа Исиды, грамматика. Диалектика в Греции была изобретена Парменидом, который бежал от городов и скопищ людей в горы, где провел немалое время и придумал диалектику, почему ее и называют иногда скалой Парменида.

Платон после смерти своего учителя Сократа, движимый любовью к мудрости, поехал в Египет и, восприняв там свободные искусства, вернулся в Афины и на своей вилле Академии, собрав учеников, принялся обучать их философии. Он первым создал рациональную логику в Греции, а затем его ученик Аристотель ее развил, усовершенствовал и создал из нее искусство. Марк Теренций Варрон первым переложил диалектику с греческого на латинский. А позднее Цицерон добавил перевод топики. Демосфен считается основателем риторики у греков, Тисий - у латинян, а Коракс - у жителей Сиракуз. Риторика на греческом написана Аристотелем, Горгием, Гермагором, а на латинском излагалась Туллием, Квинтилианом и Татианом.

ГЛАВА III. ЧТО СЛЕДУЕТ ЧИТАТЬ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ

Из всех названных выше наук древние особенно предписывали познание семи наук, видя в них ту преимущественную пользу, что их твердое знание позволяет впоследствии понять и постичь другие науки. Они являются наилучшим орудием и средством познания, влекущего к постижению всей философской истины. Они носят имя тривиума и квадривиума, и благодаря их силам живой дух проникает в тайны премудрости. И никто не может удостоиться звания магистра, если не обладает познанием этих семи наук. Пифагор, как известно, в своих занятиях установил такой обычай, что никто из его учеников не осмеливался в течение семи лет, по числу искусств, вопрошать его о сути того, что он излагает, но все они принимали на веру слова учителя, пока все не прослушивали, так что в итоге были способны самостоятельно определять суть наук. И эти семь искусств они изучали с таким усердием, что все их полностью держали в памяти, и если брали в руки чьи-либо сочинения или задавались целью что-либо разрешить или доказать, когда могли возникнуть сомнения, то они не рылись в книгах, а рассуждали ясно, держа все в памяти. Благодаря этому в те времена было столько мудрых людей, что они написали более, чем мы способны прочитать. Наши же магистры или не хотят, или не способны воспользоваться таким же способом обучения, и поэтому у нас много учащихся, но мало ученых. Я полагаю, что, Дабы не расточать бесплодно труды свои, нужно не менее позаботиться о чтении, нежели о том, чтобы не остывать в своих благих намерениях. Дурно поступает тот, кто пренебрегает благими делами, но еще хуже тот, кто напрасно растрачивает труды свои. Но поскольку далеко не все способны различать, что им идет на благо и какие сочинения им полезней читать, то я вкратце расскажу об этом и добавлю немного о способах рассуждения.

ГЛАВА IV. О ДВУХ ВИДАХ СОЧИНЕНИЙ

Есть два вида сочинений. Первый - это те, что относятся непосредственно к семи искусствам. Второй же состоит из тех, что являются дополнением к искусствам. К искусствам относятся познания, относящиеся к философии, то есть содержащие какую-либо явную и определенную философскую материю, как, например, грамматика, диалектика и прочие того же рода. Дополнительными же к искусствам являются познания, которые лишь имеют отношение к философии, то есть содержащие какую-либо нефилософскую материю; иногда, правда, некоторые из них имеют нечеткие отличия от искусств, соприкасаясь с ними, либо же они прокладывают путь к философии, когда представляют собой простой рассказ о чем-либо. К этим последним относятся все поэтические сочинения - трагедии, комедии, сатиры, героические и лирические песни, ямбические стихи, назидательные сочинения, а также басни и истории; и даже сочинения тех, кого мы нынче обычно зовем философами, но которые имели привычку к простым вопросам подбираться долгими обходными путями и ясный смысл затемнять многословием либо, компилируя у всех понемногу, рисовать картину, наполняя ее заимствованными красками и формами. Заметь эти различия, о которых я сказал, ибо искусства и дополнительные к ним познания - это две разные вещи. И разница между ними мне кажется такой же, как и в этом случае: "Гибкая ива столь же уступает бледно-зеленой оливе, сколь и скромный гранат розовому нарду".

Таким образом, если кто возжелает постичь науку, но ограничится лишь начатками той истины, что содержится в искусствах, он примет на себя не то что большой, но бесконечный труд с малыми результатами. Вообще занятия искусствами без дополнительных познаний способно привести читающего к совершенным знаниям, но без знания семи искусств никакого совершенства быть не может. Итак, для читателя в знаниях только одно достойно постижения и привлекательно - то, что имеет отношение к искусствам и отвечает им, и в них нечего искать чего-либо кроме того, что составляет искусства. По этой причине мне кажется, что прежде всего труды свои нужно посвятить постижению искусств, являющихся основой всего, и тогда откроется простая и чистая истина, когда постигнуты будут эти семь искусств - средства обретения всей философской мудрости. А уж потом, на досуге, можно почитать и другие сочинения, которые способны развлечь, перемежая серьезное чтение развлекательным, что идет на благо. Так, иногда мы запоминаем изречения, найденные в баснях.

Таким образом, семь свободных искусств лежат в основе всякого учения, их прежде всего надлежит усвоить, ибо без них философская наука ничего не может и не способна ни объяснить, ни определить.

ГЛАВА V. О ВЗАИМОСВЯЗИ ИСКУССТВ

Они между собой связаны таким образом и требуют такой взаимной последовательности, что если хотя бы одно не будет освоено, то все прочие не помогут стать философом. Поэтому мне кажется, что заблуждаются те, кто, не принимая в расчет эту их взаимосвязь, выбирает некоторые из них, не занимаясь другими, и считает, будто сможет овладеть совершенным знанием.

ГЛАВА VI. О СУЩНОСТИ ВСЯКОГО ИСКУССТВА

Есть и другой, не менее значительный, чем упомянутый выше, вид заблуждения, которого следует всеми силами избегать. Бывают ведь такие, кто ничего не пропускает из того, что следует читать, но, не зная сущности всякого искусства, в одном каком-нибудь ищет и все другие. В грамматике ищут смысл силлогизмов, а в диалектике - падежное флектирование, а еще смешнее то, что они по одному названию книги берутся рассуждать о ее содержании, а возьмутся читать книгу, и с трудом одолевают с третьего раза ее начало. Если они наставляют кого, то не учат, а лишь бахвалятся своими познаниями. О, если бы все видели их такими, какими вижу их я!

Пойми, сколь дурна такая привычка; действительно, чем более ты будешь перегружать себя лишним, тем менее сможешь понимать и запоминать полезное. В любом искусстве есть две вещи, которые нам более всего нужно различать и понимать: во-первых, как пользоваться положениями какого-либо искусства, взятого само по себе; во-вторых, как использовать эти положения применительно к чему-либо другому. При этом можно двояким образом пользоваться искусством и использовать его. Например, грамматикой пользуется тот, кто рассуждает о нормах и правилах речи, и тот, кто регулярно разговаривает и пишет. В первом случае пользоваться грамматикой подобает лишь таким, как Присциан, Донат, Сервий и им подобные, а во втором случае - всем людям.

Итак, если мы занимаемся каким-либо искусством, особенно если обучаем ему, когда все должно быть изложено в кратком виде ради лучшего усвоения, то достаточно материала самого этого искусства, по возможности более кратко и упорядочение излагаемого; если же чрезмерно использовать положения других искусств, то этим не столько наставим читателя, сколько смутим. Говорить нужно не все, что можем, дабы сказано было бы с пользой то, о чем нужно сказать. В любом искусстве ищи то, что составляет его особенность. Поэтому если будешь читать об искусствах и узнаешь, о чем по каждому из них следует знать и рассуждать, то после этого сможешь соотносить поочередно положения каждого из них. Из такого поочередного рассмотрения поймешь их последовательность. Пока не освоишь прямого нуги, не забегай на окольные, и если не будешь бояться заблудиться, станешь продвигаться уверенно.

ГЛАВА VII. О ТОМ, ЧТО НЕОБХОДИМО УЧАЩИМСЯ

Учащимся необходимы три вещи: природные способности, усердие и благонравие. От природы зависит, насколько легко усваивается услышанное и насколько твердо запоминается усвоенное. Усердие же нужно, чтобы трудом и прилежанием развить природные способности. А благонравие проявляется в похвальной жизни, когда добрые нравы соединяются с познаниями. А теперь о каждой из этих трех вещей мы немного расскажем в отдельности.

ГЛАВА VIII. О СПОСОБНОСТЯХ И ПАМЯТИ, 3АВИСЯЩИХ ОТ ПРИРОДЫ

Немало есть людей, которых природа настолько обделила способностями, что они едва могут что-либо понимать. Одни эту свою тупость создают и изо всех сил пыхтят над наукой, полагая, что, изнемогая в трудах, усилием воли возместят недостаток способностей. Некоторые из них, чувствуя, что совсем не могут усвоить всю наужу, бывает, пренебрегают даже и малым и, как бы в оцепенении засыпая, тем хуже видят свет высшей истины, чем более оставляют' без внимания то, что способны выучить. О них-то и говорит Псалмопевец: "Не хочет он вразумиться, чтобы делать добро". Ведь между незнанием и нежеланием знать - разница большая. Незнание идет от бессилия, а пренебрежение к знанию - от дурной воли.

А есть другой род людей, которых природа щедро одарила способностями и обеспечила им легкий путь к истине; но они, даже если и обладают равными способностями, отнюдь не одинаковую проявляют силу и волю в занятиях, чтобы овладеть наукой и развиты” естественные способности. Ведь большинство, предаваясь сверху меры мирским делам и заботам или же плотским порокам, талант свой, данный Богом, зарывают в землю и не имеют с него ни плодов науки, ни прибытка добрых дел, и это, право, достойно сожаления. Другим же семейная бедность и скудость средств” умаляет способность к учению. Однако их за это полностью никак нельзя извинить, особенно если видишь, как многие, нуждаясь и в пище, и в питье, и в одежде, трудятся и тянутся к плодам науки. Ведь одно дело - не мочь, вернее - с трудом мочь учиться, а другое - мочь, но не желать. И сколь похвально, когда люди, отнюдь не отличающиеся избытком способностей, постигают премудрости науки одной лишь доблестью, столь постыдно, когда сильные своим талантом утопают и погрязают в праздности.

Тот, кто отдают свои труды науке, должен быть одновременно силен способностью и памятью, которые во всяких занятиях и учениях столь взаимосвязаны, что если нет одной из них, то другая не сможет привести к совершенству, подобно тому как, не имея стражи, нельзя сохранить своего богатства, а не имея того, что нужно класть в кладовую, напрасно и возводить ее. Способность добывает, а память охраняет премудрость. Способность - это некая самоценная сила, естественно присущая духу. Ею наделяет природа, ее поддерживают какие-либо занятия, но неумеренные труды ее притупляют, а умеренные - оттачивают. Поэтому довольно остроумно сказано кем-то: "Желаю, наконец, чтоб ты щадил себя; тяжкий труд - эти книги, устал - и беги на воздух".

Способности развиваются двумя способами - чтением и размышлением. Чтением мы из написанного узнаем о правилах и предписаниях. Чтение бывает трояким, в зависимости от того, учит ли человек, является ли обучаемым или самостоятельно читает. Ведь мы говорим: читаю книгу ему, слушаю, как он читает, или читаю книгу. При чтении нужно особенно заботиться о порядке и способе чтения.

ГЛАВА IX. О ПОРЯДКЕ ЧТЕНИЯ

Один порядок существует между разными дисциплинами: грамматика предшествует диалектике, а арифметика - музыке. Другой порядок - между книгами. Так, например, "Заговор Катилины" предшествует "Югуртинской войне". Есть также порядок при изложении, заключающийся в последовательности материала, и порядок расположения материала.

Порядок между разными дисциплинами зависит от их природы; порядок между книгами - от их авторов либо от излагаемого материала. Порядок изложения определяется последовательностью материала, которая бывает двоякой: естественной, когда события излагаются в том порядке, в каком они происходили, и искусственной, когда о произошедшем позже рассказывается раньше, а о более раннем - позже.

При экспозиции же материала учитывается порядок рассмотрения, в котором последовательно выделяются словесное выражение, содержание и смысл. Словесное выражение представляет собой упорядоченное соединение высказываний, которое мы также называем конструкцией. Содержание - это первичное и явное значение выражения, а смысл - более глубокое значение, которое постигается лишь благодаря толкованию. Правильная экспозиция в том и состоит, что сначала рассматривается словесное выражение, затем содержание и, наконец, смысл.

ГЛАВА X. О СПОСОБЕ ЧТЕНИЯ

Читать нужно, разделяя изучаемые вещи, начиная от конечных постепенно переходить к бесконечным. Ведь всякое конечное явление более понятно и легче постижимо, поэтому обучение ^с таких более понятных вещей и начинается, а затем через них простирается и на вещи менее явные, которые мы изучаем с Помощью разума. Особенно важно уметь разделять и различать, когда мы от общих понятий переходим к частным и занимаемся расследованием природы отдельных вещей. Ведь всякое общее понятие более определенно, чем частное. И когда мы что-либо изучаем, начинать нужно с того, что является более ясным и понятным. Так, постепенно продвигаясь путем разделения и различения, мы исследуем природу вещей.

ГЛАВА XI. О РАЗМЫШЛЕНИИ

Размышление - это рассуждение человека, который с помощью советов благоразумно исследует причины и начала, образ существования и пользу какой-либо вещи. Начало размышлению кладет чтение, но оно не должно сковываться какими-либо правилами и предписаниями. Ведь размышление должно приносить наслаждение, когда свободная мысль, озирая некоторое пространство, созерцает истину и проникает в причины то одних, то других вещей, погружаясь в их глубинную сущность и не оставляя ничего сомнительного и неясного. Начинают учение с чтения, а завершают его размышлением. И тот, кто научится любить науку и будет ей почаще предаваться, сделает радостной жизнь, а в тяготах обретет высшее утешение. А высшим утешением является такое, которое уводит душу от суеты земных дел и позволяет ей уже в этой жизни вкусить сладость небесного покоя. И если человек научится через сотворенные вещи размышлять и понимать творца, душа его равным образом и наукой будет просвещена, и радостным покоем обеспечена, поэтому высшее наслаждение обретается размышлением.

Есть три вида размышления. В одном случае изучаются нравы, во втором - различные заповеди, в третьем - божественные деяния. В нравах различаются пороки и добродетели. Божественные заповеди бывают предписывающими, запрещающими и разрешающими. Божественные деяния созидают потенции, эти деяния направляются мудростью, и им сопричастна благодать. Всем этим человек тем сильнее способен восхищаться, чем лучше он это познал и научился размышлять об удивительных деяниях Бога.

ГЛАВА XII. О ПАМЯТИ

Полагаю, что здесь обязательно нужно сказать и о памяти, ибо если благодаря способностям человек путем различения находит что-либо и изучает, то благодаря памяти он собирает и сохраняет изученное. Изучая, надлежит разделять и собирать познанное, препоручая его своей памяти. Собирать же знания, особенно такие, о которых много писали и рассуждали, значит, сводить их к некоему краткому и удобному своду, который древними назывался эпилогом, то есть сжатым изложением. Ведь всякое ученое рассуждение имеет некую основу, содержащую всю истину и суть его, и на эту основу опирается все остальное; собирая знания, именно эту основу нужно определить и понять. Она подобна источнику, в котором берут начало многие речки, и если ты проследишь их течение, то доберешься до этого единого источника и все поймешь. Я говорю это потому, что память человека несовершенна и она любит краткость, и если ее загружать многими вещами, она слабо будет удерживать каждую из них. Следовательно, мы должны из всякого учения выбирать нечто краткое и надежное, способное сохраниться в памяти так, чтобы позднее, когда понадобится, можно было из памяти это извлечь. Но все это необходимо почаще извлекать из залежей памяти на уста, дабы из-за долгого перерыва не забылось. Поэтому прошу тебя, читатель, не перегружай память, если будешь много читать, лучше побольше размышляй, и тогда и мыслить научишься, и сможешь многое запомнить. Иначе бесполезно будет и читать, и размышлять. Итак, как я уже, помнится, говорил, всем, кто занимается науками, необходимы способности и память.

ГЛАВА XIII. О БЛАГОНРАВИИ

Однажды мудрец, когда его спросили о том, что требуется для овладения наукой, ответил: "Смиренный ум, усердие, безмятежная жизнь, свободная от земных забот, безмолвные занятия и бедность”. Полагаю, что он согласился бы со словами "добрые нравы украшают науку", и поэтому к правилам чтения прибавляются и правила доброй жизни, и читателю следует знать и цель занятий, и необходимый образ жизни. Мало похвальна наука, запятнанная порочной жизнью. Так что тому, кто занимается наукой, следует особенно заботиться о добрых нравах.

ГЛАВА XIV. О СМИРЕНИИ

Основой добрых нравов является смирение, которое, как видно из многих примеров, должно проявляться в постигающем науку трояким образом. Во-первых, ему не следует выражать презрение к какой-либо науке или книге; во-вторых, ни от кого не нужно стыдиться получать познания; а в-третьих, овладев наукой, не стоит проявлять высокомерия. Многие люди впадают в соблазн представить себя раньше времени учеными. Надуваясь от важности, они начинают изображать то, чем не обладают, не испытывая стыда; в действительности же они, не будучи мудрыми, лишь хотят, чтобы их таковыми считали. Немало есть таких выскочек, которые, не усвоив и начатков грамоты, уже почитают себя достойными занять место среди ученых мужей, причисляя себя к ним лишь потому, что читали труды или слушали речи мудрых и достойных людей. "Мы, - похваляются они, - видели их и читали их книги, и они часто беседовали с нами. Вот сколь великие и знаменитые люди знают нас". О, если б меня никто не знал, а я бы все познал! Но вы похваляетесь не познаниями, а тем, ito Платона видели, хотя я считаю вас недостойными и меня-то слушать. А ведь я не Платон и не заслужил его лицезреть. Вам хочется овладеть источником философии, но из чего после этого тогда жажду утолять будете? Даже цари после золотой вазы пьют из глиняного кувшина. Чего стыдитесь? Послушали Платона, выслушайте и Хрисиппа. И пословица говорит: "Чего не знаешь ты, возможно, знает и крестьянин". Никому не дано знать всего, но нет и такого человека, который от природы не мог бы воспринять что-либо духовное. Поэтому благоразумный учащийся всех охотно слушает и читает, не пренебрегая никакими книгами, людьми, учениями. И недостающее ему он ищет у всех без различия. Поэтому, как говорят, Платон сказал: "Предпочитаю чужому стыдливо поучиться, нежели свое бесстыдно навязывать". Почему стесняются учиться, но не стыдятся невежества, ведь стыд - невежде, а учащемуся - хвала.

В то же время важно знать, как достичь вершины, если ты находишься внизу. Нужно позаботиться, чтобы тебе хватило сил; и успешней всего продвигается тот, кто делает это упорядочение, а желающий сделать скачок падает в стремнину. Избегай поэтому лишней спешки, и тогда быстрее освоишь науку. У всех охотно учись тому, чего не знаешь. Смирение сделает тебе понятным то, что природа дала другим, и будешь мудрее всех, если пожелаешь у всех учиться. Богаче всех тот, кто от всех берет. Никаким знанием не пренебрегай, ибо всякое знание на благо. Никакое писание или просто закон не обходи, ибо если и не пойдет на пользу, то и убытка не будет, тем более что всякое писание, по моему мнению, что-нибудь такое содержит, что в свое время и в своем месте пригодится; и если содержит что-либо особое, не встречающееся в других сочинениях, то внимательный читатель должен быть тем благодарнее, чем более редкое сведение он извлекает. Хорошо лишь то, что к лучшему побуждает.

Если не можешь всего прочитать, читай то, что полезнее, и даже если способен будешь все прочитать, тем не менее не ко всему нужно одинаковый труд прилагать; об одном нужно читать, дабы не быть в неведении, о другом - чтобы иметь какое-то представление, ибо нередко мы во многое готовы поверить, о чем не имеем представления, а судить легче о том, что знаешь. Теперь ты видишь, сколь необходимо смирение, благодаря которому никакое знание не презирается и есть готовность учиться у всякого человека.

Равным образом необходимо, если постигнешь какую-либо науку, не смотреть свысока на другие; этому пороку высокомерия подвержены те, кто свою науку чрезмерно высоко превозносят, и, утвердившись в этом своем мнении, другие науки, которых не знают, ни во что не ставят. Поэтому они и становятся болтунами, непонятно с чего похваляющимися, и ничтоже сумняшеся почитают себя первыми учеными, полагая, будто с ними их наука родилась, с ними и умрет. Божественные писания они считают столь простыми, что их якобы и изучать не стоит, ибо всякий человек своим умом способен постичь сокрытую в них истину. Они морщат нос и отворачиваются от тех, кто изучает божественные науки, не понимая, что тем самым они оскорбляют Бога. Нет, не советую я подражать им. Добрый учащийся должен проявлять смирение и кротость, ему следует быть свободным от пустых забот и плотских соблазнов, усердным и прилежным, охотно учиться у всех и не бахвалиться своими познаниями, держаться подальше от пагубы ложных учений, подолгу всякую вещь изучать, прежде чем выносить о ней суждение, чтобы не казаться ученым, а быть им; ему нужно постичь разумом слова мудрости и постоянно держать их перед своим оком, как держат зеркало перед лицом. И если он что-либо темно [написанное] не поймет, пусть не спешит осуждать это, ибо хорошо не только то, что понятно. Таково должно быть смирение учащихся.

ГЛАВА XV. ОБ УСЕРДИИ В УЧЕНИИ

Усердие учащемуся потребно не менее, чем само учение. И если кто пожелает понять, чего добились древние благодаря любви к мудрости и сколь многое они оставили потомкам на память о своей доблести, то ему ясно станет, что его собственное усердие, сколь угодно великое, окажется все же меньшим, чем их. Ведь они и почестями пренебрегали, и от богатств отказывались, и находили удовольствие в наносимых им обидах, и наказаний не боялись, а некоторые удалялись от людей и поселялись в укромных обителях и пустынях, посвящая себя одной лишь философии, чтобы созерцанием ее обрести большую свободу, благодаря которой дух становится неподвластным всем тем страстям, что обычно сбивают с добродетельного пути. Философ Парменид, как пишут, пятнадцать лет просидел в скалах Египта. А Прометей, как известно, из-за чрезмерной любви к размышлениям стал в Кавказских горах жертвой коршуна. Они ведь все понимали, что истинное благо - в чистой совести, а не в человеческих мнениях; и что не люди уже те, кто, привязавшись к телесным вещам, не сознает своего истинного блага. Поэтому насколько сильнее они своим умом и интеллектом отличались от других людей, настолько дальше они и уходили от них, дабы не жить вместе с теми, кто не разделял их устремлений. Некто спросил однажды у философа: "Разве не видишь ты, как над тобой насмехаются люди?" И тот ответил: "Они надо мной насмехаются, а над ними насмехаются даже ослы". Ты понимаешь, во что он ставил хвалу таких людей, чьей и хулы не страшился. О другом же философе можно прочитать, что он после изучения всех наук и постижения тонкостей искусств занялся гончарным делом; а еще об одном известно, что когда ученики его воздавали ему хвалу, то среди прочего славили его и за умение шить башмаки.

Я хотел бы, чтобы наши учащиеся проявляли такое усердие, благодаря которому в них никогда бы не старела мудрость. Старого Давида согревала Ависага Сунамитянка, а любовь к мудрости, даже в дряхлеющем теле, не покидает своего возлюбленного. Почти все телесные способности изменяются у стариков, но если они убывают, то лишь одна мудрость может возрастать. Старость тех, кто молодость свою посвятил изучению почтенных искусств, делает ученее, опытней, с течением времени мудрее, как бы принося им сладчайшие плоды былого учения. Поэтому-то мудрый греческий муж Фемистокл, когда исполнилось ему сто семь лет и он почувствовал близость смерти, сказал, как известно: "Какая жалость, что приходится уходить из жизни, когда стал мудрым". Платон умер в восемьдесят один год, когда все еще писал. Сократ в течение девяноста девяти лет в тяжких трудах учил и писал. Помолчу уж о других философах, таких, как Пифагор, Демокрит, Ксенократ, Зенон и Элеат, которые в весьма преклонном возрасте все еще славились своим усердием и мудростью.

Перейду теперь к поэтам - Гомеру, Гесиоду, Симониду, Терсилоху; и они с годами пели все лучше, а с приближением смерти исполняли наиболее сладостную лебединую песнь. А Софокл, когда совершенно состарился, то был из-за небрежения семейными делами обвинен своими в безумии, и тогда он написал "Эдипа", зачитал судьям и показал такую мудрость своего старческого возраста, что вместо сурового приговора обеспечил себе театральный успех. Не удивительно поэтому, что Катон - цензор и самый ясномыслящий римлянин, - будучи уже стариком, не побоялся и отважился изучать греческий язык. А Гомер сообщает, что из уст уже старого и почти дряхлого Нестора исходили особенно приятные речи. Так пойми же, сколь сильно любили они мудрость, если даже глубокая старость не отвращала их от нее. Такая сильная любовь к мудрости у стариков объясняет смысл упомянутого выше имени Ависаги. Ведь имя Ависага переводится как "отец мой преисполненный", или "громкий зов моего отца", что означает высшее изобилие божественных слов или их подобное грому звучание, перекрывающее человеческий голос. Ну, а Сунамитянка по-нашему значит "алая", что вполне подобающим образом передает страсть к мудрости.

ГЛАВА XVI. О ЧЕТЫРЕХ ОСТАЛЬНЫХ УСЛОВИЯХ

Четыре последних условия изучения наук последовательно относятся одни - к добронравию, другие - к усердию.

ГЛАВА XVII. О СПОКОЙСТВИИ

Спокойствие жизни бывает внутреннее, когда душа не смущается недозволенными желаниями, и внешнее, когда досуг и достаток позволяют предаться честным и полезным занятиям; и то, и другое относится к добронравию.

ГЛАВА XVIII. ОБ ИЗЫСКАНИЯХ

Изыскания суть размышление, и они относятся к усердию. Может показаться, что изыскания составляют часть усердия в учении, и тогда излишне было бы повторять то, о чем говорилось выше. Однако следует видеть различие между одним и другим: усердие в учении означает настойчивость в трудах, а изыскания - это старание в размышлении. Дело свершается трудом и любовью, совет порождается заботой и бдительностью. В труде проявляется то, как ты действуешь, в любви - как совершенствуешь дело, в заботе - как предвидишь, а в бдительности - насколько остерегаешься. Это четверо слуг, несущих паланкин Филологии, ибо они ум развивают и приуготовляют его к постижению мудрости. Ведь кресло Филологии есть седалище мудрости, которая продвигается благодаря упомянутым выше [слугам], ибо она обретается в их проявлении. Поэтому и говорят, что прекрасно, когда сильные юноши держат паланкин на уровне лица. И они - это любовь и труд, которые внешне дело свершают, затем - забота и бдительность, которые внутри, незаметно совет порождают.

Некоторые считают, что кресло Филологии подобно человеческому телу, где восседает разумная душа, а несут ее четверо слуг, каковыми являются четыре элемента: два высших - огонь и воздух - и два низших - земля и вода.

ГЛАВА XIX. ОБ УМЕРЕННОСТИ

Учащимся также советуется быть умеренными, то есть не стремиться к излишнему, и это качество сопряжено с добронравием. Как говорится, слишком упитанное чрево притупляет чувства.

Но что по этому поводу могли бы сказать учащиеся нашего времени, если они не только не соблюдают меры в своих учениях, но и трудятся даже сверх излишнего. Похваляться, однако, нужно не тем, что выучил, а тем, что постиг. Они же стремятся подражать своим учителям, о которых не знаю, что похвального можно сказать.

ГЛАВА XX. ОБ ИЗГНАНИИ

И наконец, последний вопрос, который и сам по себе не Должен давать человеку покоя. Этот мир для философствующих является местом изгнания. Некто сказал: "Не знаю, какими чарами притягивает всех родная земля, не позволяя им забыть о своих". Однако главным основанием добродетели является стремление ищущего духа сначала постепенно отдалиться от видимых и преходящих вещей этого мира, а затем полностью презреть их. Отчизна сладостна слабому человеку, сильному - всякая земля отчизна, а для совершенного - весь этот мир является местом изгнания. Одного любовь привязывает к определенному месту, другого бросает по свету, третий же гасит в себе эту любовь. Я с детства жил в изгнании и знаю, сколь тяжко бывает покидать свою даже убогую хижину и с какой свободой впоследствии душа оглядывается на покинутых мраморных ларов и свой прекрасный дом.