БЕРНАРД КЛЕРВОСКИЙ (Bernard de Clairvaux), знаменитый деятель католической церкви. Род. в 1090 г., ум. в 1153 г., канонизирован в 1174 г. Принадлежал к знатной семье; отец его Тесцелин Сор занимал видные посты при герцогах бургундских. Мать его до замужества предназначалась к монастырской жизни. Под влиянием ее и шатильонских каноников, в школе которых он учился, Б. К. рано порвал с "недружественными друзьями" и, поборов плотские вожделения, решил сделаться монахом. В 1113 г. он вступает в монастырь Сито, славившийся тогда строгостью своей жизни. Б. К. скоро выделяется усердным соблюдением устава, суровой, расстроившей его здоровье аскезой, бдением "выше человеческих сил". С этих же пор вырабатывается в нем сосредоточенная внутренняя жизнь, обесцветившая для него весь мир и позволявшая не замечать ничего внешнего: коня, на котором он совершал путь, Женевского озера, мимо которого он проходил. Тяжелый ручной труд, чтение религиозных книг, преимущественно Св. Писания, молитва, созерцание, особенно последнее, наполняют его время и содействуют расцвету рано обнаружившегося мистицизма. В 1115 г. по приказанию своего аббата Б. К. во главе 12 цистерцианцев основывает на диком лесистом берегу Обы (Aube) монастырь Клерво, в качестве аббата он руководит жизнью братий, доводя до крайности и без того тяжелый образ жизни цистерцианцев, осложнившийся условиями существования только что возникающего малоизвестного общежития.

В 1118-1119 гг. Клерво разрастается, начинает сам основывать новые монастыри, в то же время завязываются связи Б. К. с соседними клириками и сеньорами и увеличивается его известность. Его влияние распространяется и на другие монастырские ордена. Немалое значение для ордена и для его положения в церкви имели письма и сочинения Б. К., оправдывающие и излагающие цистерцианский устав и образ жизни, превозносящие бедность и умерщвление плоти, отвергающие "Гиппократа ради Христа" и ставящие цистерцианцев на первое место в бенедиктинской семье. По мысли Б. К., среди орденов (он считает монастырское общежитие формой жизни более совершенной, чем пустынножительство) существует известная иерархия; но он не восстает против менее строгих, чем цистерцианская, форм монашества: они открывают "град прибежища", путь к спасению людям более слабым, для которых строгое соблюдение устава св. Бенедикта непосильно, а между тем вступление в монастырь равносильно "второму крещению". Этой точкой зрения руководствовался Б. К. в своем отношении к другим орденам. Принимая участие в резкой и самолюбивой полемике цистерцианцев с клюнийцами, он, не отрицая клюнизма, высказывается против отступлений последнего от устава св. Бенедикта, против тонких яств и "еды до рвоты", против "обнаруживающих слабость духа женских одежд", роскоши убранства церквей -- "культа идолов" и т. д. Не менее беспощадно, с высоты цистерцианского самосознания, нападает Б. К. на "мастерскую Вулкана и синагогу Сатаны" -- обмирщение Сен-Дени и его аббата Сугерия. Тем воодушевленнее Б. К. приветствует реформаторскую деятельность клюнийского аббата Петра Достопочтенного. Живое участие принимает он и в реформе других членов монашеской семьи, иногда предлагая свою программу, навязывая цистерцианский устав или обращаясь к содействию папы. Всюду он стремится насадить институты канониката (canonici regulares) как форму более совершенной жизни клира; от клира требует отказа от мирских наслаждений, от "драгоценных одежд", возвращения или приближения к идеалу апостольских времен, целомудрия, любви и смирения; порицает и поучает епископов, напоминая им, что "справедливость не исчезла из мира так же, как из их сердца". Ревниво следя за епископскими выборами и охраняя свободу их от светской власти, Б. К. неоднократно добивается их отмены в случае несоблюдения канонических предписаний или негодности кандидата; при этом он иногда не свободен от цистерцианской партийности. Роль монастыря приводила Б. К. в соприкосновение со всеми классами населения и открывала дорогу к воздействию на власть во имя интересов и идеалов церкви. К вмешательству в церковные и государственные дела отчасти Б. К. толкала его популярность; "считая все церковные дела своими", он вмешивался во все, навлекая на себя недовольство власти и клира, упреки пап, указывавших ему, что "у монаха нет ничего общего с соборами и королевским двором", и обнаруживая большую способность к интриге. Объезжая южную Францию, Б. К. борется с еретиками, стремится разоблачить их в своих сочинениях, возводя на них непроверенные обвинения, заподозревая их нравственность, настойчиво указывая на ожидающий их костер и на обязанность светской власти их преследовать, как и неверных: "лучше их убивать, чем допускать, чтобы меч висел над головою праведных". Одно из первых мест занимает Б. К. в борьбе со схизмой, выдвинувшей в 1130 г. двух пап. На соборе в Этамне, при его содействии, французская церковь принимает сторону Иннокентия II; Б. К. воздействует в том же духе на королей Англии и Франции и на императора, всеми мерами ведет борьбу с противниками Иннокентия во Франции и Италии, частью по поручению папы, частью по собственной инициативе. В событиях этой эпохи, церковных и политических (борьба с Рожером Сицилийским), Б. К. часто является влиятельным деятелем, указывающим всем, "на чьей стороне католическая церковь". Его влияние еще увеличивается, когда на папский престол (1145 г.) вступает монах из Клерво Евгений III: "Говорят, что папа не Вы, а я", -- пишет ему сам Б. К. Не меньшее участие принял Б. К. в борьбе с Абеляром и Жильбером Порретанским. Осуждение первого на Суасанском соборе (1140 г.) в значительной степени обусловлено не всегда безупречной, но энергичной деятельностью Б. К. и давлением его на папу. Не отступая перед инсинуациями, Б. К. приложил все усилия к подавлению "оруженосца" Абеляра Арнольда Брешианского и добился осуждения доктрины Жильбера на Реймском соборе (1148 г.), несмотря на сопротивление коллегии кардиналов. Часто недовольные им папы должны были считаться с ним и возлагать на него самые ответственные поручения. Он более чем кто-либо содействовал организации второго крестового похода, вопреки намерениям папы вовлекши в него и императора. Неуспех предприятия только временно поколебал славу Б. К. Во Франции он является главным орудием Рима и защитником интересов церкви, не раз приходя в столкновение с королевской властью, вмешиваясь в борьбу короля с епископами, с графом Шампани Тибо и даже в семейные дела короля.

Самосознание Б. К. лучше всего характеризуется тем, что он написал трактат "De Consideratione", долженствовавший служить руководством самому папе. Говоря здесь обо всем, что касается папы, начиная с отношения его к церкви до дел патримонии и курии, Б. К. стремится приблизить жизнь первосвященника и его двора к монашеской строгости, требуя от самого папы исключительных качеств, которыми оправдывалось бы его положение в церкви как "епископа епископов", "Петра властью и Христа помазанием". В противность Арнольду Брешианскому Б. К. не отказывает папе в "мирском мече": оба (и мирской, и духовный) в руках у него. Но действовать папа должен не мечом, а словом. "Конечно, твой и мирской меч: его должно обнажать по твоему мановению, хотя и не твоей рукой. Оба меча принадлежат церкви... Но один вынимается из ножен за церковь, другой -- церковью, один -- священнической, другой -- воинской рукой, но, конечно, по мановению святителя и приказу императора". Не выясняя, как должен действовать папа в случае неизбежных конфликтов со светской властью, Б. К. только незначительно видоизменяет традиционную точку зрения, смягчая платоническими пожеланиями обременность папства мирскими делами. Не оригинален он и как догматик, выдвигая и иначе освещая только некоторые стороны распространенного учения. Догма у него тесно связывается с мистическими склонностями его природы. В мистических своих сочинениях, особенно в толковании Песни Песней, Б. К. обнаруживает мягкость и любовность, уживающуюся с дипломатическим искусством и с близкой к жестокости борьбою с врагами церкви. Выше всего для него любовь к Богу, низшей ступенью которой является любовь к Христу-человеку, "к младенцу, желанному младенцам", достигаемая сосредоточенным размышлением над воплощением Спасителя, Его жизнью и смертью - "знанием о распятом Иисусе". Кто исполнен этой любовью, того трогает и волнут все, имеющее отношение к воплотившемуся Слову. Желание даровать человеку эту любовь -- одна из главных причин воплощения Христа. Через любовь к Богу-человеку, человек восходит к духовной любви к Богу, к мистическому браку души со Словом, когда все у них становится общим, как у супругов, и душа решается произнести "дерзкие слова": "Возлюбленный мой принадлежит мне и я ему". В брачном их чертоге "спокойный Бог успокаивает все", душа переживает экстазы, временами "в своем бдительном сне" созерцая Божество и наполняясь любовью. "Сладость Слова ее удерживает, но ее призывают нужды ближних" -- и по повелению Слова она расстается с Ним на время для мира, "где живет не для себя, а для всех". Христос для Бернарда -- не только образец смирения, призывающий к подражанию Себе "до крестной смерти", но главным образом пример и учитель любви к Нему "ради Него самого" и к людям. А так как Он далек от людей, то между ними и Им находится ряд посредников: прежде всего особенно чтимая Б. К. Божия Матерь, с которой легенда связала его имя, несмотря на отрицательное отношение его к идее непорочного зачатия. "Без боязни прибегайте к вашему посреднику, к Иисусу, посреднику по-преимуществу, которому всегда внимает Его Отец. А если вас страшит божественное величие, прибегайте к Марии". Еще более близкими к человеку посредниками являются святые.

Систематически Б. К. мало развивал свои религиозные воззрения [в трактатах "De diligendo Deo" ("О любви к Богу"), "De Gratia et libero arbitrio" ("О благодати и свободе воли"), "De Laudibus Virginis" ("О похвалах Деве")]; их изложение тесно связано с его блестящими и многочисленными проповедями, обращенными не только к монахам, но и мирянам. Ораторские успехи Б. К. объясняются редким талантом импровизатора, темпераментом и искренностью чувства; он обладал довольно солидным знанием Священного Писания, житий отцов и святых, сочинений Амвросия, Августина, Григория Великого, но принципиально отводил этому знанию второстепенное место. По увлекательности и значению рядом с проповедями надо поставить обширную переписку Б. К. -- один из наиболее важных, хотя и не беспристрастных источников для изучения эпохи. S. Bernadi Opera; Migne PL, tt. 182-185; "Acta" Б. К. в "Acta Sanctorum Aug.", 1891; биография в павленковской серии "Жизнь замечательных людей". Л. П. Карсавин.

Вл. С. Соловьев. Энциклопедия Брокгауза и Эфрона.